|
ЭНЕРГИЯ |
|
|
Перед Новым годом в толпе зрителей, собравшихся на презентацию трибьюта Гребенщикову в «Старом доме», вдруг мелькнуло знакомое лицо. Наташа Васильева? Но ведь она давным-давно уехала в Англию! Неужели вернулась? Почему, как? Не подойти и не спросить было невозможно. Оказалось, – да, вернулась, но не насовсем. Привезла ворох вырезок из английской прессы – репортажи с персональной фотовыставки, состоявшейся в Лондоне в июне прошлого года, интервью, рассказы о новых проектах… Как всегда, деловая, общительная, уверенная, обаятельная. Легендарный рок-фотограф, чьи снимки Цоя, Гребенщикова, Кинчева, Мамонова, Бутусова ходили по рукам еще 20 лет назад. Часть истории отечественного рок-н-ролла, и в определенной степени ее творец: ведь именно летописец (фотография – тоже документ) доносит до потомков весть о подвигах и деяниях, свидетелем коих ему довелось быть, – и его рассказ всегда личностен, а порою субъективен и пристрастен; ведь и легендарные, и безвестные персонажи этой истории – живые люди, между которыми (особенно если они талантливы) идет постоянный обмен энергией. Запечатлеть процесс энергообмена на фотопленке – задача столь же безумная, как и сам рок-н-ролл. Зачастую невыполнимая. Но у Наташи это всегда получалось. Недаром же ее имя в рок-кругах стало почти нарицательным… FUZZ Ты известна как первый отечественный рок-фотограф… Наташа Васильева: Если строго подходить, то не я, а мой муж, Васильев, первым взял в руки камеру и стал фотографировать на концертах. Но у него это длилось недолго, – видимо, не показалось достаточно интересным… Потом я взяла в руки камеру сама. Других фотографов на тот момент не помню. Конечно, был Вилли Усов, который начал, может быть, даже раньше, – я просто его тогда не знала. Потом как-то пересеклись: концерт АКВАРИУМА, еще один концерт АКВАРИУМА… Но меня другие фотографы интересовали меньше всего, я на них не обращала никакого внимания. Меня интересовали только музыканты, и больше никто. Вообще у меня очень субъективный взгляд на всё, и очень выборочная память; моя персональная хронология состоит из трех цифр: дата моего рождения, дата рождения дочери и дата отъезда в Англию. Их я помню, а насчет всего остального мне надо напрягаться. FUZZ Но то, что ты первая женщина-рок-фотограф, – факт очевидный. Наташа: Это точно. Первая, и долгое время – единственная. FUZZ В те времена рок-н-ролл считался таким же не женским делом, как в XIX веке – профессии врача, учителя, повара… Наташа: Ну, так все профессии, кроме матери и проститутки, изначально были мужскими! И далеко не сразу после того, как появилась, например, женская профессия доктор, в русском языке возникло соответствующее слово «докторша». То же самое – «учительница». А вот слово «фотограф» русский язык пока так и не сумел адаптировать к женскому роду. «Фотографша» или «фотографиня», – это не звучит. Точно так же как нет и слов «шоферша» или «шоферица». То есть эти две профессии – настолько мужские на уровне менталитета, что даже слов нет! А все мои объекты съемки были мужчинами – баб тогда вообще не было на сцене, – а раз они мужчины, то меня они воспринимали только с одной точки зрения. Им было все равно, фотограф я или нет, и это иногда было очень противно. Двадцать лет своей жизни я потратила, чтоб убедить окружающую среду в том, что я умею что-то еще, кроме как расставлять ноги по требованию. Что я – фотограф, а то, что у меня еще и титьки есть – вторично. Ну, для меня это так. Пришлось очень долго убеждать, что я таскаюсь с группой в тьмутаракань, потому что мне интересно фотографировать на сцене и продавать свои фотографии, а не зачем-то еще. Это был нелегкий процесс, но завершился он, в общем-то, успехом. Теперь-то полно женщин-фотографов, и журналисты есть, и видеооператоры… FUZZ А я помню, что в музыкантско-хиппистских кругах к женщинам было, скорее, такое братское, сестринское отношение… Наташа: Да, но не все круги были такими. А куда деваться? Я фотографировала тех, кого по своим критериям считала интересными. FUZZ Тебя интересовала картинка или человек? Фотографы ведь работают по-разному: кто-то выстраивает красивый кадр, кто-то ловит неожиданный момент… Наташа: Меня интересовала энергия. Всегда, изначально. Ничего я не ловила. А методика фотографирования на рок-концертах очень проста: надо нажимать на кнопочку столько раз, сколько палец успевает, потом проявлять, и из трех, предположим, отснятых пленок найти один кадр, который отвечает моему представлению о том, о чем этот вот человек поет. Тем более что с теми световыми условиями, которые были тогда на сцене, если бы я ловила момент, то не сняла бы ничего вообще. Света на сцене не было. Его и сейчас нету. На Западе, если артист стоит на сцене, свет бьет отовсюду, сцена – это источник света. Это источник энергии, прежде всего, а свет – часть энергии. Чем больше света, тем круче! THE ROLLING STONES это понимают, например, как и другие большие группы. А вот те люди, которые занимались светом на концерте Чака Берри в СКК, не понимают, – задник там был черный. Берри-то в красной рубашке, его видно, а сзади – абсолютно черный провал. И мне это грустно, потому что за 20 лет, оказывается, ничего тут не изменилось. FUZZ А портреты, интерьерные съемки – тоже пальцем на кнопку жать почаще, и всё? Наташа: Если сессия, то да. А потом проявляешь пленки, печатаешь и смотришь, какая единственная фотография наиболее полно выражает то, что я думаю про эту группу. Нажать на кнопочку не фокус, – фокус выбрать хорошую фотографию. Но довольно часто получалось, что то, что я думаю о группе, совпадало с тем, что группа думает о себе сама. И тот кадр, который я выбирала как лучший, самый репрезентативный, совпадает с имиджем группы. И, конечно, мне было интересно схватить душу человека, но, с другой стороны, интересны были и ситуации: кого-то вяжут, например, а я – щелк! Опс! Там уж не надо нажимать двадцать раз. Я в душе-то репортер, хочется отразить реальность так, как я ее вижу. FUZZ Часто бывали экстремальные ситуации? Я имею в виду не вязалово, а обстоятельства съемки. Наташа: Ты знаешь, вязали за съемку не так часто. Фотосъемка не была преступлением; если я договорилась с «лидером ансамбля», кто может быть против? Законов-то не было! Иногда было трудно пробиться к сцене, но если я уже там, меня никто пальцем не тронет. А вязали меня, в основном, за продажу фотографий. Я выходила, начинала продавать: 1 фотография – 3 рубля, 2 фотографии – 5 рублей. А рядом стоят голодные менты и смотрят, как я напихиваю полные карманы рублей, трешек, пятерок… Если б меня столько раз не вязали, я б, наверное, поднялась. Журналов-то тогда не было, поэтому люди фотографии хорошо покупали. Кстати, знаешь, как для меня начался FUZZ? Позвонил мне человек и сказал, что ему нужна фотография Мамонова. А у меня были маленькие такие визиточки – «Фото Наташи Васильевой» и телефончик, – я их сотнями раздавала на концертах, и мне многие звонили, Договорились о встрече. Звонок в дверь, я открываю, – а на пороге стоит морской офицер в белом шелковом шарфе, в белых перчатках и с кортиком! Может, это мое воображение дорисовывает образ, но я Долгова вспоминаю именно так. Я подумала, что он точно не ко мне, потому что ко мне такие обычно ходили персонажи… Оказалось, что нет, именно ко мне. И Долгов был первым человеком, который мне заплатил за напечатанную в газете фотографию. Совершенно бешеные по тем временам деньги – 9 рублей. Просто невероятно! FUZZ Давай немного пройдемся по персоналиям… Наташа: Мне трудно вспомнить, я так давно их всех знаю… Мне было просто интересно их фотографировать. Изначально ведь никакой коммерческой мотивации не было. Когда я начинала, это не было ни профессией, ни карьерой, ни источником дохода. Вот я Гребенщикова сфотографировала, потом мы приходим ко мне домой, ставим чайник, открываем вино, смотрим слайды – ура! Гаккель тут же, еще кто-то… Вот для чего это было, – для кайфа! Для своего удовольствия, для друзей. А потом я перешла на черно-белую фотопечать, но к тому времени уже понимала, что именно мне интересно, а что нет. Гребенщикова было фотографировать интересно. А нравились ли мои работы ему, я не спрашивала. Хотя, конечно, основным специалистом по АКВАРИУМУ был Вилли. FUZZ А ты специалист по чему? Наташа: По русской рок-музыке. Я не могла бы сконцентрироваться только на Гребенщикове, потому что интересно-то всё. К тому же, стали появляться всякие другие группы… FUZZ КИНО когда появилось на твоем горизонте? Наташа: Когда у Гаккеля был тот самый знаменитый день рождения в холле какого-то учреждения, где он работал то ли сторожем, то ли кочегаром. Он туда всех позвал – ночью, втихаря, секретно. И вот там я увидела Цоя. Помню, муж ему сказал: «О, Витя, привет, у тебя хорошие песни, всё здорово, круто! Мы, вот, слушаем…». А тот говорит: «Ну да, приходишь домой и раз! – сразу ставишь Цоя на магнитофоне». Он тогда молоденький совсем был… Потом у нас с Цоем как-то быстро нашелся общий язык, они всей группой ко мне домой приезжали, получилось несколько интересных фотографий, которые, в основном, и ходили потом по рукам. Все было весело, оттяжно… Они принесли с собой разноцветные тряпки, макияж, раскрасились, фотографировались на диване, на полу, у шведской стенки, у карты мира, – это длилось несколько часов, сопровождаясь какими-то выпиваниями, чаями… Замечательно провели время. FUZZ НАУТИЛУС? Наташа: Миша Шишков мне однажды подарил их кассетку. Я послушала, и сначала мне показалось – ерунда. Потом я послушала еще раз, еще, – сидя за увеличителем и печатая чьи-то фотографии в одной комнате с дочкой, которая за занавесочкой спала… И меня пробрало, прямо в сердце – ах! А вскоре после этого они приехали в Питер, выступили в ЛДМ, я на Бутусова посмотрела и поняла, что – да, дело того стоит. Я это вижу сразу, независимо от того, на какой стадии известности находится человек. Если человек крут, то он крут, известность – вопрос времени. FUZZ Были Башлачев, Янка, которые до сих пор мало кому известны, хотя об их крутости спорить не приходится… Наташа: Они не успели. Они родились в такое время, что просто физически не смогли выдержать того напора и пробиться к успеху. FUZZ Башлачева ты фотографировала? Наташа: Так… немного. Мы с ним мало пересекались, поэтому о каких-то ощущениях трудно говорить. Не успелось просто… А на Бутусова я посмотрела, и вскоре специально поехала в Свердловск на фестиваль, а потом в «Олимпийский» в Москву, где был крутейший концерт. Там было много групп, а судить предоставили публике, чем громче аплодисменты – там была какая-то машинка, фиксировавшая уровень звука, – тем лучше группа. НАУТИЛУС победил всех, и я снимала Бутусова в гримерке после концерта. А потом, через пару лет, они играли три концерта в Питере в ДК Ленсовета, у них были цветные типографские плакаты огромного размера, пластинки продавались… Я принесла свои черно-белые фотографии, портреты Бутусова 18х24, говорю: «Можно, они рядом с вашей продукцией полежат?» Ну, договорились на какой-то процент. А на следующий день мне говорят: «Наташа, мы с тебя будем больший процент брать, потому что твои фотографии народ покупает, а наши плакаты – нет». Я к тому, что эта моя фотография передавала дух, а тот цветной плакат ничего не передавал. У фотографа есть студия, свет, но нет контакта с артистом, и получается обыкновенная фотография, которая отражает только внешний облик. А мне лицо не интересно вообще, – интересно то, что внутри лица. FUZZ Ты совсем не реагировала на то, что все эти музыканты – еще и красивые мужчины? Наташа: Конечно, реагировала. По-моему, в этой фотографии Бутусова заключен оргазм. Но мне некрасивых мужчин было фотографировать точно так же интересно, как и некрасивых. FUZZ Например? Наташа: Гришка Сологуб. Его красивым мужчиной очень трудно назвать, но мне это никак не мешало. Более того, – моя карьера началась с фотографии СТРАННЫХ ИГР, а конкретно – с фотографии Гришки и Витьки Сологубов на концерте… не помню, где. Когда я напечатала эту фотографию – они вдвоем в темных очках, – в моей башке что-то щелкнуло. Я уже совершенно точно знала, чего не хочу делать, – например, работать воспитательницей в детском саду или продавщицей. Я пробовала, мне не понравилось, – там слишком много ворья. Я не хотела до конца жизни быть техником-лаборантом на заводе «Электроаппарат»… Но я еще не знала, чего же я ХОЧУ. И когда проявила и напечатала ту фотографию и посмотрела на нее, то поняла: вот чем я хочу заниматься до конца жизни! Так что красота не имеет значения. Если мужчина красивый – замечательно, приятно на него посмотреть, а если некрасивый, – ну и что? Важно же не это. Гораздо важнее та энергия, которая из человека исходит. Она более реальна, чем черты его лица. Черты лица меняются, и Бутусов, например, сейчас выглядит совсем иначе. Как и Гребенщиков. FUZZ А Шевчук? Наташа: Шевчука я первый раз увидела в Рок-клубе – могучая такая, первобытная энергия. Оказалось, что он из Сибири… FUZZ Вообще-то из Башкирии. Наташа: А это разве не Сибирь?.. Ладно, неважно. Я поняла, что это что-то такое напористое – ух, вау! Но с ним фотосессий было немного. Не сложилось. То есть я их фотографировала, но не вышло так, чтоб мне самой понравилось. FUZZ ЗООПАРК? Наташа: Помню, мы с Майком после концерта купили много красного вина, выпили и пошли гулять в какой-то парк. Там снег лежал, березки были… Очень интересно беседовали, фото тоже есть. Ну, и на концертах я Майка фотографировала. Вообще я могу одну историю рассказать. В Гурзуфе тогда жила некая Таня, к ней все ездили – Шевчук, Курехин, многие, – и у нее жили. Я тоже поехала, две недели жила… И однажды мне снится какой-то обыкновенный сон, а посреди него вдруг мужской голос басом говорит: «Майк умер». А у меня в те годы был всего один знакомый Майк, все остальные были Миши. То есть речь стопроцентно шла о Майке Науменко. Утром рассказала Тане, она говорит: «Давай запомним число». Запомнили, – и я дальше купалась, загорала, персики ела… Приехала домой, дочка мне открывает дверь и говорит: «Мама, Майк умер». Я говорю: «Я знаю». Потом сравнили даты, и выяснилось, что он умер на день позже, чем мне это приснилось. И эта история меня заставила об очень многом задуматься, тем более что она была не первая, – просто самая заметная. Я стала всякие книжки читать, искать ответы. И исследования в этой области мне кажутся самыми интересными: каким образом информация передается и вообще существует. Процесс ведь неизбежно посылает о себе сигнал, а дальше уж – кто и как его воспримет. Я про себя, например, совершенно точно знаю, что на самолет, которому суждено разбиться, не сяду. И вот это мне сейчас гораздо более интересно, чем фотография и рок-музыка. FUZZ Тебе не встречались люди, от которых на сцене исходит энергия, а в быту нет? Вся энергия на сцене остается… Наташа: Я в быту с ними всеми очень мало общалась. Меня они в быту совершенно не интересовали. FUZZ Но ведь были бытовые съемки. Наташа: Редко. Зачем мне это? Кто это будет покупать? Растиражировать и продать сто концертных фотографий – это одно, а какую-то сцену Гребенщикова с сыном я бы не стала тиражировать и продавать. В журнале напечатать как часть интервью – это одно, а продавать на концерте – другое. Хотя фото Цоя с сыном я продавала на концертах… Вообще я фотографом-то стала только потому что мне было интересно фотографировать рок-музыку, а музыку мне было интересно фотографировать только потому что от музыкантов исходила энергия. А от инженеров или страховых агентов не исходила. Меня трудно причислить к фотографам, которые гордятся своим мастерством, знают всякие примочки, разбираются в технике... Я ни в чем этом не разбираюсь. Мне все равно, чем фотографировать. У меня в руках перебывало кошмарное количество фотоаппаратов, но опыт показывает, что не от камеры зависит качество снимка. То есть иметь хорошую камеру приятно, но не обязательно. FUZZ Кого из западных артистов ты фотографировала, кроме THE ROLLING STONES? Наташа: Планта. Причем он стоял прямо напротив меня, – сцена была низкая, и нас разделяло метра три. И это меня просто накрыло с головой, никогда в жизни ничего подобного не испытывала… BLUR фотографировала. Хорошие ребята. Я стояла напротив гитариста, а у него к губе прилип хабарик, а потом раз! – хабарик упал, причем прямо туда, где я стояла. Я подняла хабарик и ему подала, и он мне кивнул этак, – мол, спасибо. FUZZ В интервью для «The Guide» ты сказала, что тебе неинтересно фотографировать группы типа BLUR, потому что они моложе, чем твоя дочь. Какое это имеет значение? Почему? Наташа: Потому что меня рок-музыка всегда интересовала как метод прорыва, протеста, как интересный, волнующий и по-молодежному задорный способ разрушения коммунистического режима. Я на очень ранней стадии ощутила, что это протест, – не тогда, когда мы на кухне с Бобом смотрели слайды, а когда рок-музыка встала поперек всему установленному режиму. Когда родители, учителя, все подряд стали говорить, что это плохо, что этого делать нельзя, – тогда это стало осознанным протестом. И мне это стало по-настоящему интересно. Два аспекта – энергия и борьба против коммунизма. Конечно, это еще был кайф, но русская рок-музыка в те годы была настолько по качеству хуже, чем западная, что ее переживать как музыку было бессмысленно. Музыки как таковой было очень мало. Была такая плохая аппаратура, и люди так плохо умели играть, что заинтересоваться этой музыкой ради самой музыки я совершенно точно бы не смогла. Я слушала и любила хорошие группы – THE BEATLES, LED ZEPPELIN… Потом уехала в Англию. А молодняк английский мне снимать скучно, и то, о чем они поют, мне неинтересно. FUZZ Ты считаешь, что существует некий возрастной барьер в увлечении рок-н-роллом? Наташа: «Барьер» для меня – понятие достаточно абстрактное. Если есть барьер, я его обычно преодолеваю. Но не в этом дело. Очень много факторов сложилось вместе. Я уехала в Англию делать журнал про рок-музыку – интересно, здорово! Потом издала книжку про АКВАРИУМ. И после этого мне стало неинтересно как-то. Западную рок-музыку мне точно неинтересно снимать, – после того как я сфотографировала THE ROLLING STONES, Роберта Планта, Эрика Клэптона, Рода Стюарта, Джанет Джексон, BON JOVI, вереницу менее заметных людей – BLUR, FOO FIGHTERS… Ходить по клубам, выискивать молодые таланты? Мне это чуждо. Скучно, неинтересно, бессмысленно. Меня гораздо больше интересуют другие вещи. FUZZ А что именно? Наташа: Я когда попала в Англию, то по инерции сначала пыталась как-то продвигать русскую рок-музыку, с которой меня так много связывало. Однако никому это там оказалось не нужно. Потом выпустила три диска. Первым был альбом Ольги Першиной «Ballerina’s Dream», – песни на английском, мелодичные, хорошие, но по западным стандартам это было никак. Я эту пластинку сделала, потому что мне надо было научиться выпускать пластинки: знать, куда идти, где заказывать дизайн обложки, где делать коробку… Тираж так и лежит у меня на чердаке. Второй пластинкой был «Анабазис» VERMICHELLI ORCHESTRA, я на нее возлагала большие надежды, потому что это все-таки инструментальная музыка высокого качества, и запись хорошая. Но с этой пластинкой мне тоже не удалось пробиться, даже несмотря на то, что мне Гребенщиков посоветовал обратиться к Джо Бойду, своему знакомому продюсеру. Тот, вроде, заинтересовался, но, очевидно, не настолько, чтоб пустить пластинку в общую национальную дистрибуцию. А без этого в Англии никак. Пластинка тоже лежала у меня на чердаке, но я исхитрилась отправить ее Гаккелю в Питер пароходом, и надеюсь, что он этот тираж продал. И третья пластинка была – ХИМЕРА, «Zudwa». К сожалению, пока я ею занималась, парень повесился, и все грустно получилось. После этого я пластинками заниматься перестала, потому что от них сплошной убыток. Конечно, я их выпускала не зря, потому что это опыт, навыки, контакты, да и пластинки есть, существуют. Но я закрыла лавочку, занялась совершенно другим делом: закончила курсы, стала профессионально делать массаж… И спокойно делала, пока у меня не засвербила мысль открыть русское издательство. Приехал Шинкарев – у него была в Лондоне выставка, которой занималась моя хорошая подруга Аня Стоунлейк… И я подумала: а почему бы мне не издавать русские книжки? Ну, а чего сидеть-то? Я, конечно, делаю массаж, у меня своя комната в клинике в Гринвиче, там лаванда, травы висят, музыка, ко мне приходят больные, и я от этого получаю искреннее удовольствие, – но чего-то вдруг стало не хватать. И я издала «Максима и Федора». FUZZ Кто переводил? Наташа: Эндрю Бромфилд, – в Англии он один из трех самых известных переводчиков с русского. Нашла я его так: пришла в хороший книжный магазин на Пикадилли и нашла книгу Пелевина, которая чуть-чуть не дотянула до статуса бестселлера. А всего на английском вышло 5-6 его романов, и все переводил Бромфилд. И через две недели я его нашла. Трудно, конечно, «Максима и Федора» перевести, но иметь имя Бромфилда на обложке… это как билет на поезд. И теперь он мне вторую книжку переводит – «Понедельник начинается в субботу» братьев Стругацких. Будет ли она иметь успех, предсказать трудно, но вот на «Максима и Федора» было здоровенное ревью в «Daily Telegraph», а это немаловажно. Кроме того, я издаю теперь уже свою книжку – фотоальбом. Дело в том, что в Лондоне довольно широко отмечали 300-летие Петербурга… FUZZ С какой стати? Наташа: Потому что такова была политика президента: всевозможными способами пропагандировать Россию за рубежом, и Петербург как часть России, – естественно, тоже. Потому что в Англии с Россией обычно ассоциируются только слова sputnik, vodka, perestroyka и mafia. Для среднего англичанина Россия продолжает оставаться очень далекой страной, информации мало, а та, которая доходит, уж лучше бы не доходила. Поэтому инициатива В. Путина прозвучала очень свежо: в Англию стали приезжать артисты, были концерты, спектакли, художественные выставки, – очень много культурных событий произошло в рамках фестиваля «Петербург-300». И меня тоже пригласили, причем сначала предложили сделать выставку только фотографий Гребенщикова. Я отказалась, потому что делать такую выставку в Лондоне, – значит, привлечь русскую тусовку, эмиграцию, а зачем мне она? Прославиться среди русской эмиграции совершенно не отвечает моим сегодняшним задачам. Я хочу свое издательство пропагандировать, и вот для этого устроить фотовыставку, – чтоб привлечь внимание не к себе-фотографу, а к себе-издателю. Потому что если и книжки станут приносить убыток, я больше не буду этим заниматься, мне муж денег не даст. Мой муж-англичанин спонсирует все мои проекты, и мы с ним договорились: если на книжках я не вылезу, то это конец всей истории, я буду заниматься массажем в клинике и выращивать тюльпаны у себя в саду... Я сделала выставку, – и вдруг она как-то прозвучала, было несколько ревью, меня пригласили в Бирмингем, – я там выставлялась в галерее, где передо мной выставляли Сальвадора Дали, Шагала, Гойю… Потом в Эдинбурге эта же выставка была. И, раз такой результат, я решила издать фотоальбом, чем сейчас и занимаюсь. Это одна из целей моего приезда в Россию: организовать производство компакт-диска с образцами русской музыки, который будет распространяться в комплекте с фотоальбомом. И теперь я бегаю по Питеру, собираю подписи музыкантов, что они согласны предоставить свои песни для этого диска. FUZZ А издавать этот фотоальбом в России ты не собираешься? Наташа: Он сделан для Англии, текст написан по-английски, и тут он никому не будет интересен. Хотя я не знаю, мне трудно судить. Я прожила в Англии 9 лет и, прежде чем высунуться, собирала информацию о том месте, куда попала. Вписывалась. И сейчас я знаю, какой может быть реакция на книгу, она написана для англичан или американцев, а не для русских. Это не значит, что я что-то придумываю и вру, но там совершенно определенный угол зрения… Конечно, если здесь кто-то захочет издать, я не буду против, но и никаких усилий к этому прилагать не буду. Честно говоря, я не верю в то, что Россия может быть адекватным партнером по бизнесу. То есть денег не дадут, а бесплатно я уже ничего делать не хочу. Но если кто-то заинтересуется, сможет издать, перевести… Мне уже предложили эту книжку издать и перевести в Германии. Но грустный опыт показывает, что те люди в России, у кого есть деньги, интересуются совершенно другими вещами. А у тех, кого тут интересует рок-н-ролл, никогда нет денег. Как не было раньше, так и сейчас нет. Фотоальбом называется «Per aspera ad astra» («Через тернии к звездам»), презентация состоится в Лондоне 15 апреля. Everybody welcome! Екатерина Борисова FUZZ №3/2004 |
|
|
|
|