|
Свежий ветер
избранных пьянил,
С ног сбивал, из
мертвых воскрешал...
Потому что если не
любил, –
Значит, и не жил,
и не дышал.
В. С. Высоцкий
НА УЗКИХ ПЕРЕКРЕСТКАХ МИРОЗДАНЬЯ
Все началось с любви, и до сих
пор продолжается благодаря ей.
Осенью1997
года, в очень тяжелый в личном плане для меня период, ко мне как-то зашел
Яков Соколов – немного журналист, немного музыкант, немного тусовщик, во всех означенных ипостасях предпочитающий
называть себя Я-Ха, – и как-то невзначай, с целью
отвлечь меня от муторных мыслей, предложил занятие: разобрать и привести в
порядок весь имеющийся у нас газетно-журнальный архив по Янке Дягилевой.
Надо заметить, что Яков с ранней юности был трепетным ее поклонником; обо мне
то же самое сказать было сложно, но, тем не менее, его предложение меня
привлекло, и мы стали, не торопясь, сортировать вырезки и делать ксерокопии
страниц самиздатовских журналов – без какой-то конкретной цели, а так, «для
себя». Помнится, Я-Ха хотел
сделать из найденного некий машинописно-ксероксный
сборник, – что-то наподобие известного посвященным второго номера журнала
«Штирлиц», так и не увидевшего свет...
Однако под Новый год ко мне
заехал один московский приятель (назову его А.), имеющий отношение к
книгоиздательству, и на наш с Яковом чисто умозрительный вопрос о том, можно
ли издать наше архивное собрание официально, неожиданно ответил: «Давайте
попробуем». После чего наш труд приобрел осмысленный характер: статьи
отправлялись в Москву в набор и верстку, фотографии – на сканирование (у нас
самих тогда компьютеров не было и не предвиделось)... Внятная цель
концентрировала внимание: неожиданно мы стали находить раритеты. Так,
например, вопрос из викторины (!) в провинциальной молодежной газете привел к
обнаружению (а позднее и изданию) редчайшей записи – концерта Янки с
музыкантами ИПВ в Кургане...
К маю 1998 года Александр
Долгов заказал мне для FUZZA
большую статью о Янке. Я как раз была, что называется, «в материале», поэтому
охотно согласилась. Села писать, – и тут со мной стало происходить нечто
странное. Прозаически перебрав заново весь архив, я вдруг каким-то
мистическим образом почувствовала Янку, увидела ее внутренним взором,
«глазами души», как говорят поляки, – и не просто написала статью, а прожила
ее так интенсивно и глубоко, что месяца два еще приходила в себя, выплывая из
этого непонятного состояния. И вот тогда, со статьи «Хроника явленой смерти», Янка для меня началась уже всерьез. И
работа над книгой – тоже.
Еще после этого я поняла, – и
Яков со мной согласился, – что знаем мы пока о Янке очень мало, и, кроме
того, простой компиляцией расхожих фактов ее
биографии ограничивать наш труд нельзя. Потому что из цифр и дат не
складывается реальный образ, а набор мифов, легенд и штампов, кочующий из
материала в материал, заслоняет живую, настоящую
Янку. Хотелось узнать ее, понять, в какой-то степени вернуть, что ли...
Появилась идея брать интервью у друзей и знакомых Янки. Начали с Сергея
Фирсова, он рекомендовал нам еще пару людей, те – еще пару... Мы разыскивали
их и разговаривали с ними, столкнувшись с удивительным обстоятельством: самые
недоверчивые затворники, самые замученные журналистами музыканты при одном
упоминании имени Янки теплели лицом и голосом, рассказывая нам об очень
тонких, почти интимных своих переживаниях, давая в пользование просто «под
честное слово» фотографии и документы из личных архивов... Что двигало ими –
любовь к Янке? Наверно. Но еще, наверно, они чувствовали, что она движет и
нами. Нас как-то сразу включили в этот круг любящих и знающих, – и до
сих пор те из них, с кем у меня завязались дружеские отношения, порой
разговаривают со мною так, будто я, подобно им, знала Янку, была ее другом. А ведь в действительности я видела ее всего один раз, – и то
издали, не зная даже имени, на концерте в питерском ДК Пищевиков в феврале
1989 года... Но теперь и у меня иногда возникает ощущение, что мы с
Янкой знали друг друга. Пили кофе в «Сайгоне», болтали за скудным ужином после
квартирников, кочевали по холодным флэтам... Мы и в самом деле обе жили так, почти в одно
время, но в параллельных плоскостях, не пересекаясь, – и всё же... всё же теперь
мы с ней знакомы. Я уверена в этом.
...В августе 1998 года случился
пресловутый «кризис». Мы с Яковом наивно полагали, что уж на чём-чём, а на
нашей работе над книгой он никак не отразится. Наша ошибка обнаружилась в
декабре, когда мне позвонил Олег Коврига, и на вопрос о том, когда же он
все-таки пришлет нам давно обещанные воспоминания о Янке,
удивленно ответил: «Зачем? Книга-то уже вышла!» Я бросилась
звонить А. Тот долго что-то мямлил, но в результате сообщил, что те
самые московские издатели, с которыми он взял на себя труд общаться от нашего
имени, испугавшись подорожания бумаги, срочно издали книгу, – вернее,
довольно хаотичный набор материалов, не отредактированных и не откомментированных нами. Почему мы узнали об этом в
последнюю очередь и через десятые руки, он так и не смог внятно объяснить, –
равно как и степень своей личной осведомленности о происшедшем.
Когда мы всё-таки получили на
руки свои 20 авторских экз. (какая щедрость со стороны бедного испуганного «Искера», выпустившего книгу тиражом примерно 1500
экземпляров и успешно ее распродавшего!) и рассмотрели их внимательно, то
поняли, что в целом не всё так ужасно, как могло бы быть. Но не покидало
ощущение, что нас насильственно прервали на самом интересном месте.
Поддаваться внешнему насилию люто не хотелось, и на мини-военном совете мы с
Яковом решили продолжать работу над книгой. Опять – «для себя». Для души,
если выражаться точнее. То, будет ли кем-либо и когда-либо издан результат
наших трудов, казалось нам не слишком важным. Важнее было закончить начатое.
Был составлен огромный список
нужных нам людей. Были написаны письма по всем известным адресам. Был начат –
с помощью девушки, которая ныне занимается сайтом www.yanka.lenin.ru
– поиск материалов в Интернете. Были заново перетрясены все доступные нам
газетно-журнальные архивы. И, наконец, к осени 1999 года назрела настоятельная
необходимость ехать «в фольклорную экспедицию» – в Новосибирск, чтоб
пообщаться там с родственниками и ближайшими друзьями Янки.
Новосибирск меня потряс. Трудно
сказать, чем конкретно, но общее ощущение спокойного дружелюбия и теплоты
этого города меня не покидает до сих пор. Города, где почти нет памятников
архитектуры, но зато вдоль парка стоит длинный стенд с надписью «Да
здравствует то, благодаря чему мы, несмотря ни на что!», а возле
продовольственной базы висит плакат с белым голубем и текстом «Мир, рис,
сахар». Где весь наземный транспорт прекращает работу в 11 часов вечера, а на
метро невозможно добраться ни в одно нужное место. Где продаются вкуснейшие
булочки с прелестным названием «посыпушки». Где не
у всех в квартирах есть мебель, но у каждого стоит компьютер. Где абсолютно
незнакомые прежде люди чуть ли не с порога приглашали нас переночевать...
В первый же день мы поехали на Заельцовское кладбище, три часа бродили под моросящим
дождем и падающими золотыми листьями, но Янкину
могилу так и не нашли. И уже на выходе с кладбища увидели мотоциклиста –
молодого парня в черной косухе. Наугад спросили, мол, не знает ли... и тут же
получили ответ: «Садитесь, отвезу». Отвез – на полной скорости через все
кладбище – и уехал. Было в этом что-то причудливо правильное, как и во всем
прочем, что с нами происходило.
Могилка оказалась жалостная –
на краю кладбища, возле помойки; этакий солдатский
столбик посреди осенней грязи, неприметный и неухоженный. Меня это, помню,
ввело в состояние холодной ярости, и когда мы вышли с кладбища, я решила:
наизнанку вывернусь, но книгу мы сделаем. Потому что если нормального
памятника Янке никто не поставил... пусть будет такой. Из слов и бумаги. Из
живых воспоминаний. Из реальной, запечатленной любви.
Сейчас, насколько я знаю, Янкины друзья все-таки привели могилу в порядок,
поставили что-то пристойное, – но от своих тогдашних мыслей я не отказываюсь
и теперь. В конце концов, «памятник» имеет в корне слово «память», – и она
вовсе не исчерпывается камнем, под которым лежит тлеющая человечья плоть.
Были еще мысли – нежданные,
ясные... Когда мы ехали в маршрутке после неудачной попытки взять интервью у
одного близкого Янке человека, вдруг подумалось: что скажут мои друзья
тем людям, которые, быть может, станут расспрашивать их после моей смерти?
Станут ли откровенничать, раскроют ли какие-то не предназначенные для
посторонних секреты, поделятся ли чем-то очень личным,
– даже если вопросы будут задаваться не из праздного любопытства, а из такой
же любви? Что я сама смогу рассказать о близком мне человеке, если он, не
приведи Господь, погибнет, - а чего не смогу? После таких размышлений я
перестала обижаться на тех Янкиных знакомых, кто
отказывал нам в общении. И даже самые нелепые, с нашей точки зрения, причины
отказа для них, очевидно, имели право на существование. Потому что любовь –
это таинство. Даже любовь к тому, кто давно уже ушел.
И всё же главное воспоминание о
Новосибирске – это отчетливое ощущение присутствия Янки. Даже не в городе,
а во мне самой. Гораздо позже, редактируя книгу, я, не сверяясь с оригиналом,
всегда узнавала неверно процитированные строчки Янкиных
стихов, – притом, что ни одного не помнила наизусть, а ассоциативный ряд в
них довольно сложен. Просто сразу понимала: Янка не могла так написать. Вот
это – не ёё слово, не её мысль... Там же, в Новосибирске, я осознала, что
Янка не покончила с собой. Это было всё, что угодно – несчастный случай,
убийство, – но только не суицид. И не потому, что на том участке реки Ини воды, как мне говорили, воробью по колено, и в начале
мая она еще очень холодная, и топиться в таких условиях... Это логика, а у
меня только ощущения, но они говорят: самоубийства не было. Не могу
объяснить. Просто чувствую. Чувствую – Янку.
Сергей Гурьев написал недавно,
что книга, которую мы выпустили, – страшна. Может быть, и кому-то еще так
кажется, но только не нам. Мы работали над ней с любовью и радостью. Мы
сознательно выбрали для ее обложки белый цвет. Белый свет... Я не согласна с
теорией того же Гурьева (и некоторых других людей), что поскольку 1991 год
был тяжелым и жутким, Янка чуть ли не принесла себя в жертву, этаким агнцем «всю тяжесть с собой унесла». У меня,
например, этот год был счастливейшим в жизни, – что ж я, выродок,
не почувствовавший «того, что нужно»? Я не считаю Янку фигурой, вокруг
которой позволено строить теорию и мифологию суицида. Мне жаль Летова, которого несчастная карма заставляет переживать
не только смерть близких, но и обвинения в ней. Все
мы живем, как можем, все влияем друг на друга... Коряво и неловко сложившаяся
короткая Янкина жизнь всё же, наверно, не была
тотально несчастливой. Она любила и была любима, она хохотала и дурачилась...
она писала песни, наконец, а уметь писать и петь такие песни – не
только крест, но и счастье.
...На приведение всех собранных
материалов в порядок у нас ушел почти год. Летом 2000 года мы стали всё же
потихоньку искать способ все это издать. Связываться с сомнительными
конторами типа «Искера» не хотелось, а к приличным было непонятно, как подступиться. Одно
солидное московское издательство, известное по различным толстым книжкам о
роке, долго кормило меня завтраками, пока не выдало открытым текстом: «Это
некоммерческий проект, он нас не интересует» (забегая вперед, скажу, что
первый тираж книги уже давно разошелся, и нас постоянно просят о допечатке, –
которая, я надеюсь, вскоре будет). Другие реагировали примерно так же. И тут
судьба снова пошла нам навстречу: мой старинный питерский друг, никакой не
издатель, но профессиональный полиграфист, узнав о наших мытарствах,
предложил помощь. Совершенно бескорыстно: «Если книга окупится, - хорошо,
если нет, - то и ладно». Скрупулезно следовал всем нашим (зачастую весьма
дилетантским, наверно) указаниям по верстке. Терпеливо ждал, пока мы сделаем
4 вычитки черновых распечаток. Не испугался 600-страничного объема книги
(когда я получила сигнальный экземпляр, меня в первую очередь поразила его
тяжесть и толщина). Утряс все книгоиздательские формальности. И, наконец,
осенью 2001 года пачки книг, удивительно шелковистых и теплых на ощупь,
разошлись по музыкальным магазинам...
В предисловии к книге мы с
Яковом выразили признательность всем, кто нам так или иначе помог, но я и по
сей день испытываю ко всем этим людям чувство горячей благодарности. Счастливый
ли случай сводил нас с ними, имя ли Янки открывало нам двери и сердца, – но
мы постоянно ощущали доброту и радушие, исходящее ото всех, с кем нам
довелось иметь дело. Юля с Димой в Новосибирске, отдавшие нам ключи от своей
комнаты на следующий день после знакомства... Черный Лукич, который был
просто нашим ангелом-хранителем, добывая нам всевозможные адреса и телефоны,
и терпеливо перенося наше ежедневное присутствие на своем рабочем месте...
Ира Летяева (я до сих пор не могу понять, через
какую гласную нужно писать ее фамилию), с которой мы проговорили всю ночь, –
пусть она запретила записывать беседу на диктофон, всё равно это было не
зря... Иваныч, Джекл, Нюрка, Древаль, Валерыч, Федяй, Колесов... Мои коллеги, терпеливо сносившие мои долгие «нештатные»
переговоры по межгороду и Интернету; Таня, до упаду набиравшая расшифрованные
интервью, а потом верставшая набранное; Маша, которая выложила книгу на сайт
и постоянно занимается его обновлением, выискивая всё новые материалы... обо
всех можно рассказывать очень много, и только хорошее.
Ко всем благодарностям я хочу
добавить сейчас еще одну – Александру Долгову, моему Главному редактору,
которому принадлежала идея сделать этот номер FUZZA своеобразным дайджестом книги
«Янка». Разумеется, его решение мне приятно и даже лестно, но суть вовсе не в
этом (тем более что я вовсе не хочу войти в историю отечественной
журналистики только как автор «той самой книги»). Суть в том, что многие
люди, которые по разным причинам не смогли приобрести книгу, теперь смогут прочесть
что-то новое о Янке. И, как знать, – может быть, те,
кто не слышал ее песен прежде, захотят их услышать. Полюбят их. Полюбят Янку.
Те подписчики, у которых есть
книга, тоже, надеюсь, не будут разочарованы: я включила в этот номер
несколько новых фрагментов, найденных или опубликованных уже после ее
выхода.* О Янке по-прежнему пишут. Жаль, что не всегда эти статьи
оригинальны, – многие просто компилируют материалы книги, ленясь или не
считая нужным самостоятельно осмыслить судьбу Янки и ее творчество. Была, к несчастью, и одна омерзительная статейка в популярной
газете, где авторша, допустив еще и тьму фактологических
ошибок, вывела Янку этакой стервозной и склочной бабищей, всех между собой
ссорящей и набиравшей в группу исключительно своих любовников, – причем, «для
достоверности», написано все это было на основе интервью, которых (я точно
знаю) никто на самом деле не давал. Хочется все же надеяться, что этот
позорящий саму профессию журналиста опус – явление единичное. Что и в будущем
о Янке станут писать так, как она того заслуживает, – с
вниманием, уважением и любовью.
Екатерина Борисова
FUZZ №1/2004 (специальный номер только
для подписчиков «Янка»)
* Все новые фрагменты, вошедшие
в этот номер, представлены на сайте (это ряд материалов 2001-2003 годов,
рецензии на книгу и несколько архивных рецензий из FUZZА). Принципиально новые материалы – интервью с В. Бутусовым,
взятое специально для номера, иные фотографии тех людей, чьи интервью в
сокращенном виде вошли в номер (Е. Летов, Черный
Лукич, Кузя Уо,
С. Фирсов, А. Чернецкий, Д. Ревякин, В. Чаплыгин,
А. Машнин, Л. Федоров, Полковник, К. Комаров, А. Плюснин, Манагер, Ник Рок-н-Ролл), фото авторов книги, а также краткая
биография Е. Борисовой и ее фото.
Также к номеру прилагается
компакт-диск с альбомом Янки «Продано!» от «Бомбы-Питер»/«Manchester Files» (специальный тираж не для
продажи).
Краткая биография Е. Борисовой
Родилась и выросла в Санкт-Петербурге (Ленинграде). Закончила английское отделение
филологического факультета ЛГУ (СПбГУ), защитила диплом по художественному
переводу.
Рок-музыкой увлеклась еще в
школьные годы. После первых опытов в факультетской стенгазете «Зеркало»
решила заняться музыкальной журналистикой профессионально. Первые публикации
– 1988-1989 годы, в латвийских и эстонских русскоязычных молодежных газетах.
С 1990 по 1994 год («от звонка до звонка») – корреспондент и региональный
представитель газеты «ЭНск» (Новосибирск). С 1994
года – постоянный автор (с 2000 – еще и литературный редактор) журнала FUZZ.
Сотрудничала и (продолжает
сотрудничать) со многими самиздатовскими и сетевыми проектами. В 1994-1996
гг. вела авторскую программу об отечественном музыкальном андеграунде на
петербургском радио «Катюша». Участвовала в организации и была ведущей ряда
петербургских рок-фестивалей: «Фестивальрусского
акустического андеграунда» (1995), четыре «Лестницы» (1998-1999), «Рок к
небу» (2003).
Автор-составитель (совместно с
Яковом Соколовым) книг «Янка Дягилева. Придет вода» (1998) и «Янка» (2001,
расширенное и дополненное издание). В настоящее время работает над книгой о
Юрии Наумове.
|
|
