|
Из интервью: «Тюменские
конструкции. Инструктор Неумоев размышляет и вспоминает» |
||
|
Неумоев: …И я так и исполнил.
Первый раз эту вещь* на флэту у какого-то музыканта, я сейчас его, к
сожалению, не помню, такой психоделик, который и с Селивановым писал проекты. С.: Это не Вадик Кузьмин, часом? Н.:
Нет, не помню. С.:
Может, Валера Рожков? Н.: Нет, не помню, на точке в Академгородке… Да, наверное, это Валера Рожков… И у него на флэту там был Дима Селиванов, еще живой, и Янка была, (говорит тише), и мы там такой сейшенок запалили для себя… И каждый там свои песни, собственно, и спел. Всем очень понравилось – и Летову, и всем. (…) М.:
Про Янку расскажи... Н.:
Про Янку? Гм, гм… Ну, что… А что, собственно, про Янку, именно-то что? М.: А
что тебе в голову приходит. Вот я сказал: «Янка»… (Пауза. Ромыч судорожно пьет
чай большими глотками). Н.: Я
даже не знаю, что сказать… Я и про Селиванова ничего – только упомянул, и не
стану говорить… И про Янку ничего не стану говорить, потому что о мертвых –
либо хорошо, либо ничего… М.: А
по текстам? Вот ты что-то брал от нее? Ведь под влиянием Летова ты был, я не
знаю, идеологическим или еще каким… Н.
(быстро): Нет, ну как – «под влиянием»… И он под моим влиянием был! Любая
личность… энергообмен происходит, когда люди соприкасаются плотно и пытаются
друг друга понять всерьез, то это нормально. Обмен всегда происходит, и часть
качеств каких-то перетаскивается… Ну, и (чуть улыбается) часть каких-то Янкиных
не качеств, а, скажем, некоего такого… (произносит совершенно по особенному)
эмоционального такого состояния, может быть, тоже перешла... М.:
То есть более обостренного, так бы ты это состояние назвал? По сравнению со
своим? Н.:
(слегка мрачнеет): У Янки? Ну, конечно, как и у всякой женщины, оно более
обостренное. То, что мужчина может пережить умом, она обычно переживает
сердцем (нервно усмехается)… Это, конечно, факт. Сергей
Гурьев (С.). Михаил Тимофеев (М.) «ЭНск»
№2(38)/1994 *«Все
Пройдет» Из
рецензии: «ИНСТРУКЦИЯ ПО ВЫЖИВАНИЮ.
Смертное» …Кстати, Летовская запись Неумоевских
песен, возможно, и подстегнула Ромыча отобразить свое исполнение. Уж очень он
был зол на Егора за самоуправство, до сих пор с изданием ГО – ИПВ разобраться
не могут. А еще – тревожная весна 1991 года, ожидание чего-то нехорошего,
закончившееся в мае настоящей трагедией – гибелью Янки. Может, это и сделало
«Смертное» таким: драйвовым, отчаянным, кровоточащим – и подлинно настоящим,
реквиемом по оставшихся в живым и плачем по уходящему. Одним словом – смертным… Алексей Коблов
«Свистопляс» (Москва) №2/2000 |
|
|
|
|
||