РЕКЛАМНО-ИНФОРМАЦИОННОЕ ОБОЗРЕНИЕ

Р И О
РЕКЛАМНО-ИНФОРМАЦИОННОЕ ОБОЗРЕНИЕ
№ 37

РЕКВИЕМ

22 апреля 1989 г. ушел из жизни Дмитрий Селиванов — талантливый музыкант, блестящий гитарист и оригинальный мыслитель, судьба которого была неразрывно связана с судьбой сибирского рока, а смерть — горько об этом думать — послужила серьезным предупреждением всем, кто еще верит в то, что рок-н-ролл может дать ответ на любой вопрос бытия, подсказать выход из всякого тупика, будто он и есть этот выход... Увы, искусство — это всегда лишь отражение жизни, но никак не сама жизнь. Жизнь и смерть Дмитрия Селиванова — еще одно подтверждение этого тезиса.

В настоящей подборке мы хотим объединить ряд материалов, как появлявшихся на страницах РИО, так и полученных нами совсем недавно, но посвященных тому же трагическому событию, оставившему в наших душах неизгладимый след.

Дмитрий Селиванов
(25.03.1964 — 22.04.1989)

“Я считаю, что панк должен нести в себе очень сильный деструктивный заряд для разрушения в идейном смысле стереотипов, которые сложились у человека, у советского, в частности, человека, который запрограммирован советской моралью с детского сада. А когда он во все влетает, его стереотипы начинают разрушаться, и он начинает что-то понимать”.

Д. Селиванов, май 1988 г.

Уникальная стилистическая всеядность, позволяющая ассимилировать в своем творчестве практически любую музыкальную формулу, найти ей единственно верное применение, характерная более для джаза логика спонтанного музицирования, импровизационность и непосредственность, помноженные на деструктивную, саморазрушительную энергию панк-рока — такова в первом приближении сущность творческого метода Димы Селиванова, которому он был верен всю свою жизнь.

“Я начал играть лет с одиннадцати... Играл что попало. Потом играл с Наумовым немножко — тогда это еще никак не называлось, ПРОХОДНОЙ ДВОР пришел уже позже. Если хронологически — это год 79-й. Потом халтурил долго, потом подвизался в группе ПРИСУТСТВИЕ. Потом надыбал Ревякина. Он меня пригласил, все чинно. Так же чинно и распались”.

Это была первая пристрелка, рекогносцировка, так сказать, перед возведением КАЛИНОВА МОСТА, правда, в ту пору его концепция не была ясна ни Селиванову, ни Ревякину, и группа, называвшаяся поначалу ЗДОРОВЬЕ, а потом РАВНОВЕСИЕ, развалилась после единственного концерта в декабре 1984 г.

“Полгодика я ну совершенно ничего не делал. Потом опять собрались с Ревякиным, правда, уже как КАЛИНОВ МОСТ. Это был 1986 год. На лето все разошлись. Потом все собрались, а я не собрался, и за саботаж был изгнан”.

“Одна из причин, за что я был изгнан из КАЛИНОВА МОСТА — это то, что я два раза одинаково вещь не сыграю”.

Всё так и было. Под началом Ревякина МОСТ и его ритмо-мелодическая основа очень быстро начали проявлять склонность к окостенению. Раз найденный удачный ход превращался в догму, характерное звучание становилось абсолютом. Не случайно МОСТ и в 1989 г. звучит точно так же, как, скажем, в 1986 — разве что сыгранности прибавилось. Селиванову это показалось слишком скучным.

“Был еще один интересный эксперимент с группой ШИФЕР — была такая группа в Академгородке, и у нее была такая... свободная, спонтанная музыка. Тексты тоже свободные были. С ШИФЕРОМ есть записи, но по качеству они очень средние, потому что писались на бытовой магнитофон”.

“Одно время я работал с Катковым Николаем Павловичем. Мы с ним один альбомчик записали (под своеобразным псевдонимом Димакок — ред.). Половину на фонограмму текст наложили, а половину играли сами”.

Следующий этап деятельности Селиванова связан с ортодоксально-панковской формацией ПУТТИ.

“Эпизод был. С ПУТТИ мы делали “Красный Марш” в декабре 87-го. У нас было времени мало, всего два месяца. За два месяца слепили мы программу, отыграли в Жиркомбинате, потом в Уфу съездили, здесь последний раз дали концерт (27.02.88 в ДК Чкалова — ред.) — и всё. Мне Чиркин позвонил, сказал, мол, устали мы от твоего железного руководства, хотим играть свое. Ну, своё так своё”.

А затем была ОБОРОНА.

“Мы с Егором познакомились весной 87-го года, в марте. Съездили в Омск, просто посессионировать”.

Год спустя постоянно реконструируемый состав ГО неожиданно развалился, и Летов дал поспешное сообщение о том, что группы больше не существует. Встреча с освободившимся после ПУТТИ Селивановым пришлась как нельзя кстати, и в апреле 1988 г. они с триумфом выступили на Втором Новосибирском Рок-фестивале, доказав, что ГРАЖДАНСКАЯ ОБОРОНА поистине вечна. Естественно, что и этот союз оказался непродолжительным: в июне Селиванова сменил Джефф Жевтун (*), а Дима после нескольких недель ничегонеделания собрал свой последний проект — ПРОМЫШЛЕННУЮ АРХИТЕКТУРУ — с которой в декабре 1988 г. выступил на комаровском “Сырке” (неудачно) и записал альбом “Любовь и технология”, в котором до некоторой степени реализовал высказанную некогда Лайдоном идею “анти-рок-н-ролла”.

Суховатые, математически выверенные конструкции ПРОМЫШЛЕННОЙ АРХИТЕКТУРЫ были далеки от традиций сибирского рока, да и от рока вообще. Куда могла завести Диму эта неожиданно открывшаяся перед ним тропинка — нам, к сожалению, уже никогда не узнать.

В очерке использованы фрагменты интервью с Селивановым, взятого после Н-ского Рок-фестиваля Р. Неумоевым, которое готовится к печати журналом “Урлайт”, № 7-89, а также материалы “Энциклопедии “Рок-сиб” В. Мурзина, опубликованной в журнале “Тусовка” № 8-88.

Алла Миневич
3.06.89. Новосибирск, ДК Чкалова. Концерт памяти Д. Селиванова

Организация была не так чтобы очень — в результате все играли чуть ли не по полчаса, а к третьему отделению — где самые сильные группы — пошла гонка, минут по 10 на выступление. Не обошлось без скандалов, обид, истерик — неудивительно при такой атмосфере — возбужденно-радостной в зале и напряженной за кулисами — как будто собралась большая семья, у которой горе, а пришли чужие, и думают, что это праздник. Это, наверное, неизбежно на подобного рода концертах…

Первое отделение было довольно незапоминающимся — все играют в меру стандартно, в меру прилично, в меру попсово. Ну, разве что для статистики: А`МБА — традиционная такая музыка, довольно мощная, несмотря на скрипку и акустическую гитару в составе, тексты — сначала все чего-то про Христа, потом про старую обезьяну... М-да. МУЗЕЙ ЗЛА — основным экспонатом, видно, в нем была МАШИНА ВРЕМЕНИ; 7-ОЙ ЭТАЖ — что-то совершенно безликое; СТРАХОВОЙ ПОЛИС здорово изменился, в составе появились клавиши, и играют они теперь чуть ли не арт. Но все сыро и как-то разлаженно.

ГОРОД ДИТ и W (так и читается — "дабл ю") — металлисты. Я, признаться, немного отвлеклась во время их выступления, но в зале был ажиотаж неописуемый, особенно когда ГОРОД ДИТ играл. Николай Гнедков с акустической гитарой после этого смотрелся очень мило. И в заключение ДЯДЯ ГО — культовая фигура барнаульского рока. Не знаю, за что уж их так превозносят — по мне, помесь АКВАРИУМА с АРИЭЛЬЮ. Инструментарий — две акустические гитарки, скрипка, контрабас, флейта; тексты — назло мягкой музыке самые кровожадные — то “бульоны с кровушкой”, то “детушки с кастетами шастают на ощупь”... Не хотела бы я с этим самым ДЯДЕЙ повстречаться.

Во втором отделении стало уже что-то интересное прорисовываться. НЕБЕСНОЕ ЭЛЕКТРИЧЕСТВО — новая группа Гены Пестунова, экс-бассиста (**) ЛОМБАРДА. Первый раз они выступили в феврале, и чувствовалось, что всё еще очень сыро, но материал хороший; во всяком случае, интересно наблюдать, как взятые “под залог” в ЛОМБАРДЕ хард-роковые традиции обрастают пост-панковыми идеями.

Следом за “электриками” — ПРОМЫШЛЕННАЯ АРХИТЕКТУРА. Без гитариста. С крайне короткой программой. “Как ты могла поверить в то, что я мертв”... Зал наконец-то притих.

БОМЖ был на этот раз без своего вокалиста Джоника — агрессивного, сумасшедшего, злобного звереныша Джоника. Без него все было гораздо приятнее, спокойнее, уютнее, все очень клево слушалось — и тем не менее было потеряно что-то неповторимое, так нужное — пусть немногим, но зато — очень нужное. Джоник был символом — в чистом виде совершенно неприемлемым — но ведь символ и есть схема, рождающая ассоциации — эмоции — идеи. С ним тяжело. А без него — немножко скучно.

На очереди — акустика: В. Черныш — экс-вокалист ТЕХНИКИ СВЕТА, ставшей недавно ТЕХНИКОЙ ЛЮБВИ. Конечно, от света до любви недалеко, но, вопреки ожиданиям, ни то, ни другое не имеет отношения к тематике чернышевских песен. “Пьяная исповедь одного ответственного работника" — тема, набившая оскомину, плюс пошловатая приблатненная мелодия.

Ну, долго он не задержался — на смену выходит — тоже с акустической гитарой — Вадим “Черный Лукич” Кузьмин — отстраненно-мрачный, заторможенно-спокойный: “Мы идем в тишине по убитой весне…” Горечь и боль вспыхивают в срывающемся голосе, и — осторожно уйти…

Время поджимает. Группа Иванова (экс-УЛИТКА) — не помню. ЗАКРЫТОЕ ПРЕДПРИЯТИЕ — ДЕПЕШ МОД, и третье отделение открывает ПУТТИ — обычно веселые, разукрашенные, игрушечно-злые и уж наверняка самые в Н-ске оттяжные, мешающие почти металлическую музыку с панковской концепцией, на сей раз они были мощны, суровы и совсем не дурашливы. Пожалуй, в первый раз за этот концерт в зал покатила живая струя энергии. Во время “Красного Марша” на сцену выскакивают Летов и Манагер — но не успела публика обрадованно вскочить на кресла, как организаторы с испугом посмотрели на часы — и выступление было урезано — к сожалению, не в том смысле, в каком употреблял это выражение кот Бегемот, а до трех песен.

Никому не известные КАРТИНКИ ДЛЯ ВЗРОСЛЫХ из Мирного начали каким-то очень крутым лозунгом, напоминающим истерические выкрики Софии Ротару:

Картинки — это я,
картинки — это мы,
картинки — это крик
изнасилованной страны!

Дальше больше — жуткая претензия на “остросоциальность”, вокал а-ля Шевчук, что-то там про Афган, про перестройку. В мегафон: “Никого из зала не выпускать, фонограмму концерта уничтожить” (на последнее искренне надеюсь). Дешевка, конечно, но все бы ничего, если б они на этом кончили. Однако дальше следует что-то такое невнятное насчет Саши Башлачева, его “текстов”, своей музыки... и ребята, не смущаясь, поют. “От винта”, между прочим, поют.

Я не знаю, почему так происходит. Я не знаю, где предел нашей бесчувственности, нашему равнодушию и тупости. Я не знаю, зачем устраивать “вечера памяти” для тех, кто не помнит, не знает и знать не хочет. Я понимаю — нужны деньги — памятник, книга, прочие дела. Но есть другие способы, наверное, не знаю. Я знаю только, что не хочу слышать радостные вопли в зале на этом концерте и пьяные выкрики “АЛИСУ давай!” на башалчёвском мемориале в Ленинграде, и много, много чего еще. Я знаю, так — нельзя.

После этого всего — сразу — возникла совершенно истеричная, надрывная, безумная атмосфера — “неуклонно стервенеющая” Янка: “Продано!”; Летов с остекленевшим нечеловеческим взглядом, ненавидя: “Харакири”; Манагер — удивительно добрый, с милой улыбкой еще секунду назад, выскакивает на сцену и превращается в сгусток бешеной энергии, отчаянный — отчаявшийся — комок боли.

И вдруг все это сумасшествие обрывается. На сцену не спеша выходит вокалист ИНСТРУКЦИИ ПО ВЫЖИВАНИЮ — о, это то, что всем нам сейчас так необходимо. Ромыч — маленький, спокойный, бледный, в черном костюме, неохотно подходит к микрофону. Некогда настраиваться, несколько разлаженных аккордов — поехали. Русский мелос, распевный, объемный вокал в сочетании с бешеным, рваным, грязным панк-аккомпанементом — воздействие совершенно инфернальное. “Непрерывный суицид у меня…” Это будто из другого измерения — на бумаге его тексты выглядят плоско и странно, а сейчас — Ромыч дотягивается до второго микрофона, без того мощный голос его заполняет весь мир — он внутри, и снаружи, не дает пошевелиться, мучает, сводит с ума... “Черный ворон” — все.

Но настоящая кода этого концерта случилась двумя днями позднее, в “пятерочке” — пятом университетском общежитии Академгородка, довольно известном панковском концертном зале. Узкий холл безо всяких стульев, шикарно расписанный местными сюрреалистами, 168 человек публики (концерт “в фонд бухла”, поэтому такая точность), дружеская атмосфера и полная бесконтрольность. И Егор, и Янка в ударе, с лихвой за все отыгрались — большая программа, драйв, своя публика — все хорошо. Последними играют ПИЩЕВЫЕ ОТХОДЫ — совершенно сумасшедшие панки “с установочкой на EXPLOITED” — полуголый, с горящими глазами вокалист Федя Фомин, мрачный герой — бассист (**) Дэн, скромный маленький гитарист Сережа Зеленский, мужественно играющий в третьей команде подряд оборонский барабанщик Аркаша Климкин — и всем помогает чрезвычайно довольный Летов. Перечисленные молодые деструкторы, напрочь утратившие чувство самосохранения, с такой яростью отрывались на сцене, расплескивая вокруг нечленораздельную энергию, что поневоле согласишься с их немногочисленными поклонниками: по сравнению с ПИЩЕВЫМИ ОТХОДАМИ EXPLOITED — в жопе. Жаль только, что текстов не разобрать никогда — Федор, согнувшись над микрофоном, захлебываясь и хрипя, кидает в зал свои песни, принципиально не заботясь о слушателях. Ключевые моменты, однако, довольно доступны: “25 лет в СССР”, “Пол Пот — Берия”, “Наша цель — коммунизм” — и этого вполне достаточно.

Роман Неумоев
НЕКРОЛОГ ПО ОСТАВШИМСЯ В ЖИВЫХ

И вот покончил с собой еще один из сынов человеческих. Не анархист, и не гитарист, и не панк, а просто — сын Божий, Селиванов Дмитрий. И где он теперь, и как ему там — про то рассуждать ни к чему. Это уже дело не наше. Но помянуть его, помолиться за него или — уж если мы столь глупы и великогорды, что додумались не верить в Господа — хотя бы подумать о нем: не это ли нам подсказывает совесть? Ведь не могли же мы дойти до той последней черты душевного безумия, за которой уже нет ни формы, ни смысла, ни веры и ни памяти, где нелепо и безвинно втоптано в грязь то единственное, что нам дано навеки и вселяет надежду, и ведет нас, и напоминает нам, и связует нас со всем миром и со всем, что было до нас, и со всем, что будет после нас. Если да, если могли, если сбылись самые злонамеренные помыслы врагов истины — тех тварей, что явились на свет божий из самых темных уголков бездны, из самой черноты и тьмы-тьмущей, о коих сказано и коим предначертано: “Из бездны Абаддона несите песнь о разгроме, что, как дух ваш, черна от пожара. И рассейтесь в народах, и в проклятом их доме все отравите удушьем угара. И каждый да сеет по нивам их семя распада, где ступит и станет. Если тени коснетесь чистейшей из статуй, рухнет, разбитая. И смех захватите с собой, горький, проклятый, чтоб умерщвлять все живое”, — тогда, действительно, все: хана и аминь! И Армагеддон, и Апокалипсис, и Удас, и самоубийство, и самый отвратительный, самый смертельный грех есть наша норма, наша обыденность, наша будущность. Значит не стоит более ждать или бояться конца света, ибо он уже произошел в нашей душе, которая, конечно же, должна была почернеть и обуглиться до такой степени, что никакое самое страшное несчастье не способно ее более тронуть ни малейшим удивлением, состраданием и раскаянием. И вот что я вам тогда скажу.

Не стоит ничего писать — ни песен, ни романов, ни статей; ничего не нужно — все бессмысленно — вот вывод, который может сделать в текущую эпоху перманентного Армагеддона человек, особенно если он умен и религиозен, и, тем более, если он русский. Эта мысль запечатлена навеки силой таланта и даром прозрения Александра Сокурова в фильме “Дни затмения”. Во-первых, потому что это более не нужно человеческой душе. Душа черна, в ней прочно и надолго поселилось горе. И, следовательно, единственным результатом всевозможных писаний, изображений и творческих актов является посеяние горя, тоски и печали в миру. И естественно, что все, что можно при этом получить в ответ и в виде результата, есть то же самое горе, тоска и печаль. Во-вторых, потому что борьба между божественным, то есть осветляющим, возвышающим, дающим свободу стремления к истине, и диавольским, то есть низводящим в миры темные, невежественные, наполненные страданием, окончилась. Окончилась парадоксально и таинственно. Никто не одержал победу. Окончилось все это тихо и незаметно, неизвестно в который день и который час и год. Окончилось все это именно с тем логическим результатом, что и усмотрел в свое время Флоренский, отметил Бердяев, выразил Розанов. Культура и цивилизация перестали существовать совместно. То есть суть в том, что прекратилось их существование в едином временном потоке, и, следовательно, прекратилась их борьба, взаимозависимость, взаимоважность, взаимовлияние. Культура оставила цивилизацию один на один со своим будущим кошмаром, безвыходностью и гибелью. Иначе и быть не могло. Ведь правда же, если цивилизация материальна, земна, конечна и уничтожима, точно тело, то культура — напротив, духовна, космична и вечна, как душа.

Данное обстоятельство было следствием глубинных и глобальнейших процессов. Это понятно. И расхождение, раскол между культурой и цивилизацией — сам по себе причина и следствие, имел собой явить глобальнейшие последствия для каждого из нас и для человечества в целом, наподобие цепной реакции. Вывод, напрашивающийся сам собой, требует подлинной логики и понимания происходящего. Принять его может лишь тот, кто сам способен к полнейшему трезвомыслию и правде, то есть лишь тот, кто избавил себя от причины непонимания и страха: эгоистической боязни за самое себя, от страха перед смертью.

Простой пример. Тот, кто не способен к пониманию, не поймет или не примет написанного; тот же, кто способен и готов принять, не нуждается в прочтении, ибо если не понимает происходящего, то, по крайней мере, интуитивно чувствует и в глубине души убежден. Это ли не лучшее доказательство бессмысленности всех писаний! Литература, кино, видео, панк-рок, живопись — все возможные средства реализации, воспитания и распространения в миру духовности как наивысшей цели истинной культуры, принятые как традиционные, не есть более ни реализаторы духовности, ни воспитатели ее, ни проводники в мир человеческий. Далее и, возможно, уже без конца они лишь молчаливые свидетели, нечаянные пособники, прямые соучастники всех ужасов и нечистот, творимых цивилизацией уже беспрепятственно и вплоть до победы Антихриста и построения последнего царства люциферовой архитектуры. И мировой сионизм, творящий целенаправленное зло и одерживающий столь впечатляющие победы, столь пугающий ими наивных и склонных предаваться унынию, тому порука и гарантия. Удивительно ли, что у иных людей все это поселяет в душе стойкое состояние суицида или, по крайней мере, непрерывное предчувствие его. Удивительно ли, что иных людей, твердо и по-прежнему отждествляющих самое себя с делом служения культуре, стремящихся к мировой животворящей истине и благодати господней, ощущение очевидной бесполезности усилий и удушающей безвыходности положения доводит до крайней степени безысходности и тупика. Литература, театр, музыка, балет и все прочее, что только было создано человечеством на пути к познанию себя, истины, закона божия, в подавляющей массе своей используется теперь лишь с целью духовного контроля над человечеством, дабы оттянуть насколько возможно неизбежное и “беспричинное” осатанение народных масс.

В добавление ко всему сказанному, я ни в коем случае не отрицаю факт целенаправленного физического устранения людей культуры. В конкретных случаях трудно определить способ расправы, да и вряд ли это для кого-нибудь важно, если ясна тенденция. Возможны разные варианты: от убийства, замаскированного под несчастный случай, до черной магии. Скорей всего, в случае с исчезновением Ордановского, прыжком из окна Башлачева, самоповешеньем Селиванова мы имеем дело с проявлением отлаженной и четко действующей системой уничтожения. Во всяком случае, только наивный может решить, что эти люди, достигшие благодаря тому же творчеству достаточной степени понимания вещей, могли в здравом уме и твердой памяти решиться на поступок, сколь бессмысленный с точки зрения здравого смысла, столь и несовместимый с религиозным сознанием любого нормального человека. Либо остается предположить, что все они сошли с ума.

Между тем, в процессе рассмотрения возникшей ситуации явственно встает вопрос о том, как же быть. Сложность заключается в следующем. Люди культуры, лишившись всех привычных средств реализации духовности, не имеют возможности ни смириться с безобразием, творимым цивилизацией, ни покинуть по своему усмотрению реальность, занимаемую ею в пределах земного Шаданакара. И тут люди жизнелюбивые и не склонные предаваться унынию вправе потребовать от меня (коль уж я взялся за эту писанину) хотя бы некоторых предложений. Я же могу предложить только один выход, одну самоочевидную программу. Ничего не ждать, ибо ждать больше нечего. Ничего не желать, ибо у нас отняли все. Осталось одно — действовать.

События последних дней как нельзя более явственно демонстрируют нам всю непрочность нашего положения в миру, всю его временность и шаткость. Нам, стало быть, надо отнестись с соответственной серьезностью к происходящему с нами, подвергнуть многое анализу. Оставить полностью надежду обрести где-либо Инструкцию по Выживанию, кроме как в собственном трезвомыслии, религиозности и деятельности. Энергичность и деятельность на основе трезвомыслия и религиозности — вот, стало быть, то, что я могу единственно предложить не как универсальный метод действия, а как необходимое условие возможности правильно оценить совершаемое и определить долженствующее совершить.

Тюмень. 20 июня 1989 г.

(*) — Имеется в виду Игорь “Джефф” Жевтун
(**) — В 80-90-е гг. в музыкальной прессе часто используется именно такое написание.