|
Из: «Частная переписка о Егоре» |
|
|
23.09.1991, Он – Ей: Купил книгу литературных мемуаров
Ходасевича, очень любимого мною. Первые две статьи – о Нине Петровской и
Брюсове. Дух символизма, декаданс, жизнетворчество, чувства, отношения,
заражение этим ядом. Интересно и очень понятно. И круто. Привезу почитать,
некоторые линии с заводом – Сид Вишес, Ян Кертис, Джим Моррисон. И Егор с
Янкой, эта пара меня очень интересует. Мне кажется, что Егор, как Брюсов, что-то
формально наэкспериментировал, работа с формой. Исследование на тему «болевые
пороги». Хотя черт его знает. Но явна какая-то лабораторная стерильность
всего. (…) 21.12.1991, Она – Гоше: …Егор не заставляет бояться смерти,
не пугает смертью, у него вообще отсутствует это. Вот у Моррисона, говорят,
была какая-то навязчивая тяга к смерти, любование ею. У Егора нет ни
любования, ни страха. Егор ставит смерть строго в ряд с другими проявлениями
жизни, тем самым лишая ее особости. Смерть везде, значит, ее нет. А жизнь, –
вот жизнь-то благодаря такому бытовому присутствию смерти становится
процессом по крайней мере не мучительным. Если знаешь такие вещи, –
глобальные, если хочешь, – то не страшна никакая бытовуха, она как-то
проходит стороной; начинаешь видеть и воспринимать в собственной жизни только
то, что интересно душе. Егор очень мощно выламывается из шор совкового бытия,
именно бытия, и других тянет за собой. Это не выдавливание из себя раба, это
отрицание в себе раба. Это сдирание с себя старой шкуры, пусть даже и с
мясом. Больно, но это путь к свободе. 21.01.1992, Он – Ей: Прочел твое огромное письмо Гоше… (…)
По поводу твоих мыслей о Егоре и смерти. Егор – это глобальное «мементо
мори». Он не низводит смерть до бытового уровня. Он постоянно утверждает ее
страшное соседство, напряженность ее магнитного поля. Реальность не
обесценивается, – она искажается, мутирует под воздействием радиации,
излучаемой Смертью. Чтобы как-то воспринимать такой мир, нужно перейти в
другую систему координат, в которой и красота, и уродство значат нечто
другое, чем здесь. Жить по правилам смерти. 25.02.1992, Она – Ему: …Знаешь, чего-то другого хочется про
Егора; кроме интервью с ним – ни одного стоящего материала, замечаешь?
Аналитика какая-то мутная, блеклая. Может, это сравнивая с Егором, который слишком
живой? Вообще препарирование любого не поддающегося препарации явления –
блеклое занятие. Есть вещи, которые сконструированы изначально, собраны из
деталей: их можно развинтить, разобрать и посмотреть, что внутри. А когда вот
так, одним куском, как у Егора, – ковыряние вилкой железного бруска
получается. Такие же, скажем, Ревякин, Янка. А вот Наумов – уже нет. В этих –
первобытная монолитность, без игры, без блеска, не творение рук человеческих,
а нечто как данность. Как думаешь, Егор – человек интеллектуальный? Янка,
Ревякин – нет, по-моему, но не в смысле «дураки», – ну, ты понял. А вот с
Егором опять осечка, – действительно, «кто такой Егор, не знает никто». Черт
бы его взял. «Режим» (Данилов)
№5/1998 |
|
|
|
|