Алексей «Полковник» Хрынов
|
|
|
Знакомство у меня с Янкой состоялось в
Питере. Я приехал к Сереже Фирсову, это мой друг очень близкий, и так
получилось, что мы пошли к нему ночевать, и две девушки были из Сибири – Аня
и Яна. Я понятия не имел тогда, что она поет, делает что-то – ну, просто
девчонки какие-то и девчонки… Поехали к нему, выпили, просто было весело,
смешно – там не было никакого секса естественно, ничего – просто пообщались.
Классные такие девчонки, из Сибири, я еще помню присказку: «Мы девки
помойно-мусорные, панки-хиппушки…» – такое что-то. Просто было весело, заводно
так. Потом я узнал, что Янка поет – со своими ОКТЯБРЯМИ… Потом меня
пригласили на фестиваль в Новосибирск, мы там играли и там же познакомились с
Егором Летовым, и часто уже встречались потом в Питере, на квартирах, где мы
все жили – приезжие музыканты. Там они всегда находились и находятся до сих
пор, эти квартиры, где мы жили все вместе, общались… Какие-то эпизоды
конкретные – они не всплывают, почему-то. В
Нижнем у них был концерт, они приехали и жили, по-моему, у меня – у меня
тогда была своя квартира, ни детей, ни жен, и вот они жили у меня. Я не знаю,
кому тогда пришла мысль их в Нижний вытащить – я никогда этим не занимался, и
боюсь, что никогда не займусь, но как-то уже недели за две до того я узнал,
что играю вместе с ними в Политехе. Мы тогда здорово напились с Чижом перед
концертом – мы тогда уже с ним играли, ПОЛ-ГПД… Тогда было два концерта – в
первый день, вот когда мы напились, мы играли группой, а за нами Янка и
Егор,– и мы тогда очень серьезно наглуздались, и первый концерт был отвратительный
просто. А второй нормальный; на второй день мы пришли уже все такие
виноватые, и сперва Чиж вышел с гитарой один, потом я с гитарой один – и
потом Яна и Егор. Тогда поломали весь зал очень здорово, – зрители поломали,
не мы. И тогда сказали, что в Политехе рок-концертов больше не будет… И я
помню, после концерта, когда все закончилось, мы пошли… У меня друг тогда
работал в «Пять Минут», было такое кафе на Свердловке, «горячие бутерброды»,
– и вот он нам наложил этих горячих бутербродов на большой поднос, вторым
прикрыл, – и мы поехали домой, разогрели это все и все это ели, нам было так
в кайф – без вина совершенно, без всего – просто спокойно отдыхали. Было
просто спокойное нормальное человеческое общение, совсем не музыкантское. Я не
могу сказать, что Яна была человеком каким-то депрессивным или каким-то там
еще – нет, веселая, хорошая девчонка, заводная. Нормальная, абсолютно
нормальная – именно то, что называется «нормальным» в понятии любого
человека. И, когда случалось играть в каких-то сборных концертах – ощущение
просто очень хорошее. И вот Яна – в жизни она очень не соответствовала тому,
что делала на сцене – в моем понимании, конечно. На сцене она рвалась вот так
очень здорово, а при этом в жизни была совершенно спокойным человеком. И,
когда мне сказали, что случилась с ней вот эта вот беда, – я даже не знаю,
как это определить… Я не верю, что это было самоубийство. А
вообще, знаешь, ощущение от нее, впечатление, – что это как раз та самая
женщина, о которой говорят: «коня на скаку» и «в горящую избу» – вот это она
и есть. Такая нормальная русская баба… Февраль
1999, Нижний Новгород. |
|
|
|
|