Панночка (Инна Желанная в клубе "Бедные люди")

В этом городе поклоняются смерти. На главной площади лежит труп вечно живого мертвеца и скалит в улыбке желтые зубы. Раз в две недели приходят специальные люди и поправляют ему лицо. Но мертвец все равно продолжает улыбаться: он знает, что это - его город. Идолы мертвеца стоят на площадях; по праздникам вокруг них устраивают радения.

Жители этого города любят подземелья. "Мы должны уметь за две секунды зарываться в землю" - это про них. Город перекопан вдоль и поперек; бывает, что не выдерживает и проваливается земля. В центре города вырыты огромные катакомбы; в дни отдыха люди приходят туда поесть и выпить в окружении могил.
Раз в месяц некоторые жители этого города спускаются под землю, чтобы посмотреть смерти в глаза. И услышать ее голос.
И вот, когда умер тот муж, о котором я говорил, то сказали его девушкам: "Кто из вас умрет вместе с ним?" И сказала одна из них: "Я". И если она сказала это, то это уже обязательно - ей уже нельзя обратиться вспять. И если бы она захотела этого, то этого не допустили бы.*

 

Это молодая, невысокого роста женщина, коротко стриженая. Скуластое славяно-финское лицо. Поражают ее глаза: не то, чтобы злые, а какие-то яростно-целеустремленные. Такие глаза на фотографиях у Софьи Перовской и Черубины де Габриак. Эта женщина видит цель и знает кратчайший путь к ней. И ничто не сможет остановить ее.

 

 

После этого группа людей делают свои руки устланной дорогой для девушки, чтобы девушка, поставив ноги на ладони их рук, прошла на корабль. Пришли мужи, неся с собою свирели и лютни, а ей подали кубком набиз. Она же спела над ним и выпила его. И сказал мне переводчик, что этим она прощается со своими близкими. Потом ей подан был другой кубок, она же взяла его и долго тянула песню, в то время как женщина, называемая ангел смерти, торопила ее.*

 

Тексты ее песен, написанные на белой бумаге, особого впечатления не производят. Девичья поэзия, сто двадцать пятая вариация на тему гребенщиковского "друзья, давайте все умрем" - не более того. Не в текстах дело, дело в ее голосе. В чистом и сильном голосе, от которого плачут стены древнего московского подземелья. И еще в музыке.

 

Есть у них разного рода лютни, гусли и свирели. Их свирели длиной в два локтя, лютня же их восьмиструнная.*

"Их свирели" - это вообще особый разговор. Список духовых инструментов на афише читается, как учебник по этнографии: калюки, бирбине, лоувисл, китайский органчик. Играют на всем этом великолепии (и как играют!) два парня - вылитые гоголевские бурсаки. Философ Хома Брут и ритор Тиберий Горобець, забредшие на ночь глядя на затерянный хутор и навсегда попавшие под очарование безжалостных глаз Панночки.

Если уж продолжать "по Гоголю", то на "восьмиструнной лютне" (на шестиструнном басе) увидим пана Сотника, мрачного и сурового. А из-за шаманского грохота ударных ясно раздастся упырный вой: "Поднимите мне веки: не вижу!"

Итак, они прошли с ней в направлении к кораблю. И она сняла два браслета, бывшие на ней, и отдала их оба той женщине, называемой ангел смерти, которая ее убьет. И она сняла бывшие на ней два ножных кольца и отдала их оба ей же. И я увидел, что это женщина-богатырка, сильная, мрачная.*

 

Когда я впервые услышал ее песни, мне показалось: она поет не одна, кто-то ей подпевает. И с каждым разом я все яснее видел, как за ее левым плечом встает тень женщины с безнадежной тоской в глазах, тень той, что приговорила себя к смерти в темных водах сибирской реки. Тень Янки.

Они похожи даже внешне. Этот сумрачный взгляд из-под челки, эти закрытые глаза во время пения: А голоса? А тексты? Да что тут рассказывать, сравните сами:

 

Закрой мне руками глаза, если будет восход,
Кидай свои камни ко мне в огород:

Это Инна. А вот Янка:

А ты кидай свои слова в мою прорубь,
Ты кидай свои ножи в мои двери:

И таких совпадений - десятки.

Но главное - это таинственный диалог их имен. Инна и Яна. Инь и Янь. Вечное единство и борьба светлого и темного начал. Одна из них пела о том, что за порогом смерти нет ничего, кроме смерти, и, в конце концов, открыла черную дверь, ведущую в небытие. И это был ее выбор. Вторая же - вторая выбрала жизнь и родила сына.

Боюсь ошибиться, но кажется мне, что именно здесь и кроется разгадка тайны Инны Желанной. Ее глаза - это глаза беременной. Ее голос - крик роженицы. Инна пытается донести до нас ту истину, что открывается целиком только женщинам, ставшим матерями. Смерть - не конец, поет она, а лишь начало новой жизни, и чтобы войти в жизнь и дать ее, надо пройти через смерть.

 

Узнавший свободу узнает любовь
Принявшие смерть да не примут за небыль
Смотрите наверх, да поможет вам Бог
До самого неба.

 

Примечание: все цитаты, отмеченные *, взяты из книги арабского путешественника Х в. Ибн-Фадлана "Золотые луга". В 921-922 гг. Ибн-Фадлан посетил Волжскую Булгарию (район нынешней Казани), где видел и подробно описал обряд похорон у древних русов. Интересующимся рекомендую следующую литературу: Забелин И. История русской жизни с древнейших времен. Ч.1. М., 1908; Хрестоматия по истории средних веков. Т.1. М., 1949.

 

К.О.

 

Кирилл Ордынцев, 1998

Опубликовано на  официальном сайте  Инны Желанной

Статья получила премию от группы на конкурсе статей в октябре 1998 года.

 

ВЕРНУТЬСЯ НАЗАД