| Владимир Маво | 
| Впервые я
  повстречался с ОБОРОНОЙ в Харькове, на Харьковском фестивале, не помню,
  по-моему, на 7-м. Выступали там ЧАЙФ, ВВ – просто на уши зал поставили – КАЛИНОВ
  МОСТ, а уже после них – ОБОРОНА. Вышел какой-то ведущий, вроде, президент
  Рок-Клуба и говорит после всех этих монстров: «А сейчас вообще держитесь!»,
  типа того, и все так испугались, – тишина была просто! А Летов – ну, как
  обычно… Вот мое ощущение (я их первый раз услышал вживую) – меня придавило
  очень сильно: «у-у-у-у» такое, «ж-ж-ж-ж»… Первый раз панк-рок вживую слышал…
  А я все это время находился за кулисами, как человек приглашенный, свой,
  короче, и какой-то стоял там человек такой узнаваемый, постоянно на концертах
  был, у него была такая борода, волосы, зачесанные в пучок, и вот он стоял, а
  еще там рок-критики всякие, и как раз МОСТ играл, и один критик говорит: «О,
  вот это круто, это классно», а этот мужик: «Да ну, да говнюки они, накласть
  на них». И как раз ОБОРОНА вышла, и мужик говорит: «Вот эти вот панки – они и
  то лучше, честнее и глубже…» А потом ОБОРОНА отыграла, и, естественно, спела
  эту песню свою, «Все Идет По Плану» – причем с этим «заебись» со своим – и
  пошли в гримерку свою, ну и я за ними пошел. И тут залетает какой-то
  разъяренный молодой человек, ну, знаешь, такой узнаваемый Комсомольский
  Деятель, и на Летова налетел, орет: «Ах ты, урод!» Янка тоже стоит, кулачки
  сжала, смотрит, – у них с Летовым контакт такой был, незримый. И этот
  Деятель: «Да ты мудак, ты меня унизил своими текстами, своим видом, да ты
  вообще!»… А Летов: «Ну, простите меня… А что вам не понравилось?» – «Да ты!…
  Да вообще!» – «А что вам, мат не понравился? Ну, что вам ответить? Мат – это
  часть языка, может быть, самая яркая…» Выступил, как профессор, речь была
  незабываемая. Комсомолец этот аж присел, начал тухнуть: «Ну что вы, – говорит
  Летов, – если вы читали в подлиннике произведения английских авторов, так там
  у них мат нескрываемый…». Дошел, вообще, до самых этих латов, что на
  латинском там тоже везде маты, все такое… «Вот, – говорит, – у нас,
  получается, секса нет, все болезни от секса, понимаете? И с матом то же
  самое…». А этот Деятель уже совсем в комочек сжался, говорит: «А вы кто?».
  Летов: «В каком смысле?» – «Да по образованию». «Никто, – говорит, – 10
  классов…» – «Да?» – говорит комсомолец этот. – А я историк!» И тут же
  начинает ретироваться: «Все равно, вы такой образованный человек…» А я
  приезжал ОБОРОНУ приглашать в Симферополь от комсомола как раз, я говорю:
  «Ну, вот я отлично вас понимаю, потому что с одной стороны человек такой, а с
  другой стороны – нас работа обязывает и положение вот так смотреть на эту
  жизнь…» Он: «Ха! Да что вы знаете о комсомоле?!» – Я говорю: «Да я в нем
  работаю!». И тут в это время залетают эти местные устроители и говорят ему:
  «Да ты вообще козел, да ты только за взятки, да ты то-то, и то-то!!!»… И все.
  А когда в Симферополь они приехали, когда пьянка началась после концерта,
  Летов вспомнил: «Да, а в Харькове тогда классно получилось». А после ОБОРОНЫ
  тогда выступали ГПД, и тогда, собственно, Летов с Чернецким познакомились…* А я сам
  крымский и, как один из устроителей концерта в Симферополе, могу рассказать…
  Встретись мы как-то с Фирсовым в Петербурге, и он говорит: «Слушай, тут
  ребята, надо бы им концерт устроить...» Я говорю: «Сколько стоит?» – Он
  говорит: «Ну, по пятере на нос, нормально». И решили мы концерт устроить.
  Состоялся он 22 апреля 1989 года в ДК областного УВД. Пришел я к начальнику
  ДК и говорю: «Давайте концерт устроим – сейчас же модно это, весна,
  комсомол…» Он говорит: «Ой, давайте! Денег с этого заработаем… А что за
  группа?» – «ГРАЖДАНСКАЯ ОБОРОНА, – говорю, – и Янка». – «А что они такое
  поют?». А у меня их литовки были, я их ему даю, а там «Ленин», «Мавзолей», еще
  чего-то… Он не дочитал, говорит: «О! Нормально! А что за группа?» – «Ну, –
  говорю, – вот, патриотические песни поют». – «Ну, давай, два концерта, –
  пожалуйста!» Подписал договор… Ну, в первый же концерт ДК разнесли – ни одной
  щепочки не осталось… Проданы были все билеты, за два часа до концерта пришли
  местные панки в тяжелых ботинках – чуть ли не в горнолыжных! – и начали
  вышибать двери, и там в зал, который вмещал человек 400-500, набилось, ну, не
  знаю, полторы тысячи. А в
  то же время были любера, и вот симферопольские любера пришли к людям,
  продававшим билеты, и говорят: «Все, товарищи, кранты: всех на ремни порежем,
  ремни снимем», короче, побоище намечалось конкретное. Ну и я, как устроитель,
  смотрю – где наряд? А там два таких калеки стоят, с палочками. Я спрашиваю:
  «А где наряд?» Они говорят: «Вот, мы наряд». Пошел я в отделение милиции,
  говорю: «Вы знаете, что у вас тут творится под боком, в ДК УВД?» – «А что?» –
  спрашивают. «Концерт», – говорю. «А, – говорят, – нормально» – «ГРАЖДАНСКАЯ
  ОБОРОНА», – говорю. «Ну и что?» – «Да вы что, – говорю, – с ума сошли? Сейчас
  у вас здесь будет такое! Снимайте
  все наряды свои, присылайте, потому что будет битва просто!» – «Какая битва?
  У нас в районах преступность». – «Давайте, – говорю, – всех снимайте и гоните
  в центр!» Они побежали смотреть, только из отделения вышли – метров 35 до
  зала – а там уже тучи такие клубятся… Но так все мирно прошло – пришло
  человек 20 этих люберов, ну, и тысяча остальных… любителей творчества. А
  Аркашу они тогда сильно избили. Я помню, сначала Янка на него просто села, он
  лежал на земле, а она его бьет затылком об землю: «Куда, – говорит, –
  собрался?» Аркаша пытался пойти к девушкам в общежитие… А дело было так:
  негде было спать, Фирсов там какую-то бабу схватил, унес к себе, а Аркаше не
  было места. Он лег на полу в фирсовском номере, а потом проснулся – и обоссал
  их обоих… Тогда Янка с Джеффом его и отмудохали. Он проснулся – у него очки
  были маленькие, а синяки были большие, и, когда он надел очки, они все равно
  синяки не закрывали… А поскольку все места были заняты, мы спали с Янкой, и
  она меня, я так думаю, к утру провоцировала… Еще
  как раз в ту ночь, пока еще Янкино место было свободно, я не спал, вот и
  слышал такой разговор Джеффа и Егора, очень такой серьезный. Я при этом
  сидел, прикалывался там, засыпал, просыпался, – а Джефф кидал предъяву, то
  есть совершенно конкретно он говорил: «Егор, ну на хуя ты все это делаешь?».
  А тот сидит такой тупиковый: «Вот, рок-н-роллу конец… Конец рок-н-роллу…» В
  такой медитации. «Ну на фига, зачем ты все это делаешь? Я тебя люблю, я все
  время на тебя хотел быть похожим, я за тобой пошел по твоему пути – а ты
  оказался просто какой-то приманкой»… А Егор такой: «О, да-да… Рок-н-ролл…
  Рок-н-ролл мертв…».  А на
  следующий день после концерта – там ярмарка в городе, она бывает два раза в
  год, как раз перед майскими была праздниками, – закрывается весь центр, везде
  жарят шашлыки, приезжают колхозы, продают свою продукцию – все, короче,
  пьяные. А у Джеффа что-то такое с ногой случилось, он бил Аркашу так, что у
  него нога отнялась. И вот мы идем с Фириком, и Фирик говорит: «О! Смотри!» –
  а там, значит, Летов, на него облокотился с одной стороны Джефф, с другой –
  Аркаша с этими синяками больше очков, и Янка с ними, все в таких черных
  засаленных одеждах. И в это время со всех сторон крики: «Слава ГРАЖДАНСКОЙ
  ОБОРОНЕ!» А что
  касается Янки, – там местный симферопольский панк взял ее на руки, поднес ко
  мне и отдал ее мне. Я не знал, что делать с Янкой, и поэтому она уехала
  дальше. Засветилось еще в памяти – после того, как выступили и ночь
  пробухали, на следующий день я должен был уезжать куда-то по каким-то своим
  делам. Солнце было, и помню, мы стоим – Симферополь, старый район,
  одноэтажные дома скифской еще постройки. Я выхожу, мне уезжать, оглянулся,
  посмотрел на это все, а Янка говорит: «И так бывает, Вович…» Она называла
  меня «Вовичем» – грустная такая рыжая девчонка с такими мохнатыми ресницами…  Потом
  я встретил Джеффа, Джефф сказал: «Янка умерла». Я спрашиваю: «Сама, что ли,
  умерла?» – «Ну, как, – говорит, – в каком-то плане. Покончила с собой».    18.05.1998
  Санкт-Петербург.   *Речь идет о II фестивале Харьковского городского рок-клуба «Рок Против
  Сталинизма», который проходил с 24 по 27 февраля 1989 года. ГО выступали
  26-го февраля. Хотя непосредственного отношения к Янке нижеследующий текст не
  имеет, стоит процитировать мнение очевидца «с харьковской стороны»:   Из статьи: «Заповедник застоя… Харьковская оттепель»   «ГРАЖДАНСКАЯ
  ОБОРОНА дала просраться всем без слабительного. В Харькове как-то так сложилось,
  что панком и пост-панком считается что угодно – ТОВАРИЩ, РАБФАК, даже, прости
  Господи, ФАБРИКА. Послушав ГО, этот вопрос можно решить, наконец, однозначно:
  настоящий панк в Харькове пока не прописывался. Правда, я не уверен, что
  большинство публики получило от ГО кайф, скорее – шок. (...) Программа ГО
  короткая, невероятно энергичная, семь песен за пятнадцать минут, в том числе
  такие дивные номера, как «Тоталитаризм», «Лед Под Ногами Майора», и апофеоз –
  коронный хит «Все Идет По Плану», где на традиционный панк-забой неожиданно
  накладывается красивый ритмико-мелодический ход. Вот только с кодой у ГО
  беда. (...) Я, кстати, никак не уразумел, почему официоз так отозвался о ГО
  за то, что они спели «При коммунизме все будет заебись». Во-первых, концерт
  вечерний, дети малые уже спали, а все присутствовавшие с этими выражениями
  давно знакомы. (…) Во-вторых, не вышел же Егор Летов просто так и не стал
  материть нас в микрофон, мол, вы суки гребаные и херы траханные; слово было
  употреблено строго по контексту, а ведь известно, что классики писали про
  блядей и всякое такое, и никто их не поносит, скорее, наоборот. Вот если б ГО
  спели, что «при коммунизме все будет хуево», тут я понимаю, тут можно
  политику пришить, что они любят делать, когда аргументы ёк. А так, думаю,
  товарищи номенклатурные просто не согласны с тем, что при коммунизме все
  будет заебись, то есть в кайф, так что пусть сначала со своими убеждениями
  разберутся. Егор-то в коммунизм верит, судя по всему… Можно, конечно, в
  дополнение к вышеизложенному порассуждать о лингвистической революции,
  которая неизбежно сопровождает социальные реформы и демократизацию общества,
  а, следовательно, и языка; когда в литературную речь включаются сленги и
  жаргонные наречия отдельных слоев и групп населения (пример – легализация в
  конце 60-х в литературном английском языке слов «fuck» и «shit»). Это вопрос
  сложный, но предполагает наличие у оппонента хотя бы минимальных знаний по
  структурной лингвистике, социальной истории и многим другим «умным
  дисциплинам», а в противном случае превращается в метание бисера перед
  известными домашними животными. Да  и
  как на таком уровне дискутировать с пиджачно-галстучными привидениями,
  орущими в кулуарах: «Ёбаные козлы, кто им, блядь, позволил, педерастам,
  материться на сцене!» С.
  «Дед Бабай» Олейник. «Рок-н-Ролльная Харьковщина» № 1/1989. | 
|  |