Наверное, что-то случилось

Наверное, что-то случилось...

Здание НЭТИ... Если подняться по лестнице на последний, шестой этаж, то оказываешься посреди придавленного потолком коридора, начало и конец которого теряются в тусклых неоновых сумерках. Идти надо направо, по впитывающему звуки шагов полу, мимо запертых дверей и несуществующих окон, и через некоторое время начинает казаться, что это даже не чердак, а подвал или бункер.

А потом упираешься в стенку, поперек которой – труба, стянутая обрывком черной ленты.

22 апреля Дмитрий Селиванов пришел сюда в гости к А’МБЕ (местная группа, они там репетируют в одной из комнат). Где-то около семи вечера он поднялся, сказал странные слова: «Ну ладно, у меня тут еще дела в конце коридора» и вышел, прихватив с собой шарф.

К тому времени, когда дверь открылась, наконец, снова, Селиванова больше не было.

Спустя 43 дня в ДК Чкалова состоялся концерт, посвященный его памяти, на котором мне довелось присутствовать. А спустя еще три месяца я вот, наконец, собрался обо всем этом написать.

Все основные вехи его жизни вы уже знаете из вышеприведенного интервью, остается лишь добавить, что собственную группу он все-таки успел создать (в июне 1988 г.), называлась она ПРОМЫШЛЕННАЯ АРХИТЕКТУРА, и в ней он не только играл на гитаре, но и пел (впрочем, пел он и раньше, например, на альбоме с Кокой). Группа, кстати, существует до сих пор, только поет там теперь барабанщик Ронни (Р. Вахидов).

Когда мы собрали о Диме материалы, я удивился, насколько все быстротечно в нашей жизни; 1985 год, Господи, да это ж только что все было...

Я думаю, при желании, можно сосчитать все его публичные выступления: раза 4 с ПУТТИ, чуть больше с АРХИТЕКТУРОЙ, с ГО – вообще два, кажется. Если прибавить сюда все старые дела, с МОСТОМ, Радкевичем и т. д., – ну, десятка три получится. Причем надо учесть, что все это происходило только в Сибири, – я тут прикинул, и вышло, что единственный концерт Селиванова в Европе (4 дек. 1988 г., Москва) был оборван Кометой где-то минуте на двадцатой (в лучшем случае). Надо, правда, отдать ей должное, – без нее бы мы его вообще никогда не увидели.

С записями получается еще хуже: про те три зальника с МОСТОМ никто ничего не знает, про другую случайную запись, о которой он говорит в интервью, – тоже. Далее – «Шифер» (не слышал), концерт с ГО, три – с АРХИТЕКТУРОЙ (московский записан еще и на видео) и два студийника – один с Кокой, другой – с ПА (записан в сентябре прошлого года, называется «Любовь И Технология», оригинал утерян (!). Все.

Нет смысла описывать все 23(!) выступления в Чкаловском ДК, имевшие быть с 17:00 до 24:00 3 июня 1989 года. Почти вся сибирская партизанская обойма плюс еще несколько отдельных светлых пятен, все остальное – совсем не по тому делу. Изобилие это объясняется тем, что концерт был благотворительным, и все средства от него пойдут на сооружение памятника на Диминой могиле.

Наумов и КАЛИНОВ МОСТ не приехали. Наверное, с ними что-то случилось.

Весь партер стоит, зал забит до отказа. К сожалению, это – вряд ли дань памяти Селиванова, которого мало кто знал. Большей частью народ пришел оттягиваться, причем – по фигу, на ком. ПУТТИ, СТРАХОВОЙ ПОЛИС, ГО, ГОРОД (тутошний металл), даже Черный Лукич и Янка вызывали совершенно одинаковую реакцию (вот странно, мне бы в голову никогда не пришло во время Янкиного пения прыгать и показывать ей «козу»).

При таких раскладах, сами понимаете, никакой настройки, регламент 12 минут, раз-два-три – погнали... Однако попервоначалу многие, наплевав на всех последующих, играли чуть не по полчаса, и в результате ПИЩЕВЫЕ ОТХОДЫ, имеющие к Селиванову, надо думать, гораздо большее отношение, чем, скажем, какой-нибудь совершенно невразумительный 7 ЭТАЖ, остались за бортом, т. е. попросту не успели.

Первой выступает та самая А’МБА. По-моему, такие группы есть в каждом городе, у них бывает своя, очень небольшая аудитория, в основном – волосатые, которые их преданно любят, бухают с ними, ну, в общем, понятно. Не могу сказать, чтобы мне очень понравилось, но они знали, зачем они здесь.

ГОРОД. На помост вылезает детина – голый по пояс, хайр, извиняюсь, до колена, кожа, цепи, шипы: противотанковые дела в натуре бля ваще! Из визжащей толпы выныривают двое с имперским триколером – красно-сине-белое полотнище болтается в такт артобстрела: вверх-вниз, вверх-вниз... Зачем же вы его сюда приволокли, козлики? Мало над ним издевались, что ли?

Минут пять я грустно наблюдал эту картину, потом мне вдруг стало ужасно стыдно, и я ушел курить: «Плант» был в парике...

Нет, я все понимаю, – с такой прической по Новосибирску не походишь, да и вообще неудобно – ебаться мешает, например. И все-таки почему-то именно эта деталь удручила меня больше всего. Может, это стеб такой урловый?

ДАБЛ-Ю. Разговоры за сценой: ну ты че, хардкор играют, крутняк!

Все оказалось гораздо прозаичнее – обычный трэш, но дубовы-ы-ы-й!.. Я потом на досуге мозгами пораскинул, – вроде, так выходит: то, что мы в совке принимаем за хардкор, – зачастую самое добросовестное подростковое неумение играть обыкновенный хард. Потом, где-то ближе к окончанию ПТУ, попа становится мозолистей, пальцы – чуть подвижней, а слушатели начинают принимать это за трэш. Ну, и еще через год-два те, кто к этому времени так и не поумнел, имеют шанс получить, наконец, титул СКОРПИОНОВ областного масштаба, – сбывается голубая мечта трудного детства. А мы все – хардкор, хардкор!

Так что ДАБЛ-Ю находятся, очевидно, как раз на промежуточном этапе. Счастливой охоты, ребята! Только вот причем тут «Ю», – не пойму я никак?

КАРТИНКИ ДЛЯ ВЗРОСЛЫХ (г. Мирный). Был такой анекдот, как чукча приехал в Питер, сходил на АКВАРИУМ, ничего не понял, вернулся домой и организовал группу КИНО. Может, это и слишком жестоко, но, видно, певец ихний тоже ездил в Питер, только вместо АКВАРИУМА попал на АЛИСУ (и, к сожалению, понял все).

В. Черныш (была в Новосибирске такая группа ТЕХНИКИ СВЕТА) пел под гитару и все те же радостно-дебильные вопли из зала о том, что вот, дескать, хотел он в партию вступить, да с гребнем почему-то не берут. Я смотрел на дядю и ничего не понимал – на голове у него, вроде, все в порядке, – и чего не берут, действительно?

Ну, не сцы, Вова (кажется, тебя так зовут), не все еще потеряно, – ты подготовься как следует, заявление напиши, песен таких побольше, – глядишь, возьмут еще. Как сказал один умный человек, – нефиг наш беспартийный блок засорять.

Пляски начались на СТРАХОВОМ ПОЛИСЕ (СЕКРЕТ такой местный). Янка толкает меня локтем «Ну, как тебе наши поминки?» Н-да, наши поминки – в полный рост.

Черт его знает, странные мысли закрадываются в голову, – может, они и должны быть такими, наши поминки... Летов потом обматерил весь зал за всю эту свистопляску, да только зря, наверное. Прости меня, Егорка, за несколько банальную трактовку твоей телеги насчет «нелюдей», но вот тебе конкретный пример того, что есть нечто человеческое, чуждое нам. Правда, мы-то с тобой как раз не прыгали.

Ну, вот, кстати, появился, наконец, повод оставить на время это безрадостное зрелище и поговорить о чем-нибудь более конструктивном. Например, – о разрушении стереотипов. Я думаю, здесь надо быть последовательным до конца.

Я вовсе не считаю Летова крупным теоретиком, но по большинству вопросов я с ним вполне согласен. Я только не понимаю одного: зачем так упорно настаивать на совершенно пустых терминах типа «рок» или «панк»?

Как известно, половина всех недоразумений происходит от того, что люди под одним и тем же словом понимают совершенно разные вещи, а вторая – от того, что по-разному называют один и тот же предмет.

Ну, объясните мне, Бога ради, что общего у группы JUDAS PRIEST и Александра Башлачева? Так почему же их называют одним и тем же словом? Они же нигде не пересекаются.

Я думаю, давно пора перестать употреблять все эти дурацкие олова по отношении к Егору, Янке, Нику и т. д. Такие люди были всегда, и совсем не обязательно в роке. Более того, в рок-н-ролльной среде, я думаю, они даже не типичны. Ведь, если вдуматься, Моррисон, Игги Поп, Ян Кертис – это лишь отдельные случайные исключения, абсолютно ничего не определяющие (если Моррисона все любят, – это еще не значит, что его понимают, на развитие рока DOORS оказали влияние только формально). Рок-н-ролл давно превратился в «жанр» (да, в общем-то, и всегда им был), в искусство, в совершенно рядовую пищу, пусть и духовную. Это именно ему нужна развитая инфраструктура, пластинки, там, менеджеры, это ему нужны потребители, причем чем больше, – тем лучше. Люди же, о которых идет речь, не имеют, по сути, никакого к этому отношения. Я даже думаю – вне всей этой тусовки их намного больше, просто в роке они заметнее. Вот, скажем, юродивые – это кто такие, по-вашему?

Все эти люди необычайно чувствительны и обладают в крайней степени экзистенциальным мироощущением. То, чем они занимаются, – это не то что не искусство, я думаю, – это даже уже и не творчество в обычном понимании этого слова. То есть они даже не занимаются этим: они существуют, и то, что мы имеем – это результат не их творчества, а их существования. Причем чисто внешне он может быть и не заметен. Это может проявляться как угодно: и в привычном нам образе – в виде звучания, изображения и т. д., и в любом другом, на который только способна фантазия. И, собственно, художественный талант здесь уже не играет практически никакой роли.

Я также думаю, что они, пусть и несколько необычные, но все-таки люди, просто наиболее чувствительные из них довольно рано погибают, а у остальных чувствительность с годами притупляется, и к определенному возрасту все встает «на свои места» (ведь не придуривался же, в самом деле, Лу Рид всю свою бурную молодость).

А рок-н-ролл – это всего лишь метод. И называть человека по имени метода, который он использует, – по меньшей мере глупо.

Я вовсе не пытаюсь приобщиться, так сказать, к лику, но все-таки приведу пример из собственной жизни: мне было лет пятнадцать, и я все время спорил со своим приятелем, класснейшим гитаристом (он был лет на десять старше). С детской непосредственностью я доказывал ему, что похую, на какой гитаре играть – у Блэкмора, мол, и наше шиховское бревно запоет. Он соглашался, что сейчас, может, и запоет, но если бы он на нем учился играть, то делал бы это до сих пор. Я протестовал.

Оглядываясь назад, я понимаю теперь, отчего я говорил такие глупости. Где-то в глубине души я спорил не о гитаре – для меня уже, видно, тогда дело было не в ней. Меня интересовала суть, а вовсе не то, как она будет подана (экий я крутой был в юности). Его же больше интересовал язык, конкретно – гитара (Дженис Джоплин, например, он не любил). Если бы в роке гитары не было, он нуждался бы в нем гораздо меньше. Он был музыкант. А я – нет.

Ну, это случай крайний (хотя, далеко не единственный). Но большинство наших рокеров ушли от него недалеко. Если двигаться по этой схеме дальше, то в активе останутся те, кто спокойно переживет исчезновение из рока всей музыки вообще. Ну, и последняя ступень – что будет, если убрать из того, что осталось, весь рок?

А будет – будет человек 10 максимум. Из них больше половины живут в Сибири (говорю, разумеется, только о знакомых, о тех, кто хоть как-то себя проявил, вообще же их намного больше). Я также думаю, что ни в Москве, ни в Питере сейчас таких нет. Это вот именно то, о чем говорили и Селиванов, и Летов.

У нас другая жизнь. У нас это – или игра, или работа (или и то, и другое вместе). Нас рок всегда интересовал сам по себе. То есть язык описания вытеснил предмет описания, детали «рокерского» быта заслонили собой все. Если это рок, – значит, уже хорошо. Нам нужно, чтобы от нас отстали и дали возможность спокойно работать (т. е. играть) «на радость маме». Иначе говоря, доставлять удовольствие себе и окружающим. Чтобы все тащились. Меня, кстати, жутко возмутило последнее на сегодняшний день интервью Гребня («Аврора» №7). Конкретно – та фраза, в которой он говорит о том, как в России «тащатся от DOORS. Тяжело, по-достоевски, массивно». Я вообще не понимаю, что значит «тащиться по-достоевски» (может, я в это слово не тот смысл вкладываю), а от DOORS тащиться может либо бесчувственная табуретка, либо извращенец-мазохист. Поэтому я в последнее время слушаю такие вещи очень редко – только когда это действительно нужно.

А наши рокеры продолжают тащиться. Почти все они – хорошие, славные, честнейшие люди (классический пример – Ю. Рулев и его ПАТРИАРХАЛЬНАЯ ВЫСТАВКА), но для них главное – играть рок-н-ролл, и поэтому все они в растерянности, когда вокруг них теперь началась такая херня.

Так что я совсем не против рока, упаси боже! «Хорошие парни, но с ними нам не по пути»...

В Сибири же ситуация такова, что все эти дела стали, образно выражаясь, инструкцией по выживанию. Рок-н-ролл там – наиболее подходящий к нынешним временам способ существования. И, может быть, даже – единственный (в данном случае я имею в виду Сибирь, разумеется, не как географическое понятие).

Я думаю, что Селиванов входил в число этих людей. Просто он гораздо меньше бросался в глаза – из-за того, что основной поток энергии был направлен внутрь, в собственную душу, а не разбрасывался в разные стороны. Он был не ярок.

От большинства «собратьев» его отличало то, что он выбрал более абстрактный и, следовательно, более сложный способ передачи мыслей – не слово, а звук. Звук гитары, т. е. слова играли, скорее, подчиненную роль.

Ну, Новосибирск вообще славится своими гитаристами: Наумов, Каргаполов, Бугаец, Смоленцев. И если, скажем, в технике игры Селиванов кому из них и уступал, то в непредсказуемости, в самостоятельности мышления, в каком-то постоянном внутреннем напряжении – вряд ли.

Сколько уже говорилось, что описывать музыку – дело неблагородное, и все же.

Взять, например, запись концерта с ГО. Расклад такой: ритм-секция (бас, барабаны, кто играет – не знаю), два голоса – Егорка и Манагер. Есть еще и третий – Селивановская гитара. Это не аккомпанемент, а именно третий голос, может быть, даже ведущий, – порой кажется, что Селиванов уводит Летова с Манагером куда-то туда, где они не предполагали очутиться. Звук очень странный, он идет поперек ритма, ломает все и вся. Иногда получается какая-то гитарная воронка, как в океане, и оставшиеся два голоса звучат оттуда из глубины, искаженные этим электрическим колоколом до неузнаваемости. Смысл текста меняется абсолютно.

И при этом – совершенно наплевательское отношение к технике игры.

Ну ладно, я предлагаю вернуться к прежней теме.

Так вот, я не понимаю, зачем этим людям ругаться с каким-нибудь, например, Борзыкиным за совершенно пустое и давно дискредитировавшее себя слово. Да оставьте вы им их «право на рок». Пусть они его защищают, занимаются развитием жанра, воспитывают достойную смену. Вам-то какое до всего этого дело? Вы же занимаетесь абсолютно другими вещами.

Кто-то может, конечно, сказать: ну чего прицепился, какая разница, как называть, результат важен.

Я думаю, разница все-таки есть. Дело в том, что человек сам привыкает чувствовать себя во всем этом деле. Он автоматически продолжает заботиться о каких-то совершенно ненужных мелочах, каких-то ритуалах, будь он хоть семи пядей во лбу, – стереотип все равно продолжает на него действовать. И форма во многом определяет содержание. И вот начинается – панк-рок, альбом, обложка альбома, «индепендент», качество записи... И тусовки, тусовки, тусовки...

И с «панком» получается то же самое – как-то называя себя, человек искусственно загоняет себя в определенные рамки, вырывает себе нишу: отныне вое его поступки будут объясняться каким-то определенным словом (в данном случае «панк»). И собственное поведение будет во многом зависеть от созданного образа. Люди просто перестают замечать какие-то вещи: им объяснили, – так и должно быть, это, вот, образ такой крутой. Если уж ты сам не до конца освободился от этих мифов, то что говорить об окружающих.

«Вася, почему ты накакал под стол?» «А я панк!» «Вася, а в чем выражается, что ты – панк?» «А вон, видишь, под стол насрал».

Если человек с ирокезом на макушке ответит приставшему гопнику, что он не панк, а, скажем, индеец или просто сумасшедший, вероятность получить пиздюлей сокращается где-то процентов на 50. Жену мою (не последнюю дуру, смею вас уверить) большого труда стоило уверить в том, что Летов не срет под стол (лично они не знакомы).

Ну ладно, она-то человек достаточно посторонний. Но когда в «УРлайте» Мурзин (тоже не дурак, надо думать) пишет, что тот же Летов является ведущим представителем жанра в нашей стране, тут уж... «Простите, а вы кто по профессии?» «Да я, знаете ли, панк-рок играю».

Я не знаю, как назвать этого зверя, но он тоже, я думаю, существовал всегда. И последнее время он растет не по дням, а по часам. Он раздвигается во все стороны и пожирает на своем пути все живое. Рок-н-ролл же для него – самая питательная среда. Впрочем, не только рок-н-ролл, – взять хотя бы только что прошедший булгаковский праздник на Патриарших прудах в Москве.

Ему можно дать название и «потребительство» и, более частный случай, – «шоу-бизнес». Тут уже не важно. Как ни назови, – суть в том, что рок-н-ролл он сожрал уже полностью, без остатка.

Я уже как-то писал об этом. Самое страшное, – что совершенно непонятно, как с этим бороться, нет конкретного объекта, против которого можно было бы принимать какие-то меры. Здесь каждый на своем месте: кто-то выпускает инструменты, кто-то – пластинки, кто-то все это покупает, спрос рождает предложение и т. д. В конечном же итоге все работает на желудок.

И постоянное присутствие этого монстра проявляется порой в самых неожиданных местах и в самых извращенных формах.

Я помню, где-то в начале 1981 года, когда я по молодости еще занимался всякой чушью вроде собирания рок-н-ролльных вырезок и фотографий из различных изданий, продающихся в «Союзпечати», я как-то зашел к своему «коллеге», бывшему однокласснику, и тот похвастался мне очередной фотографией Леннона в своей «меломанской» тетрадке. А потом сострил: вот бы, мол, сейчас Элтона Джона угрохали, – я бы и о нем статью из журнала вырезал и сюда бы вклеил. И если тогда я воспринял это лишь как идиотскую шутку, то теперь мне чудится за ней тень той самой людоедской ухмылки.

Рок-журналистика, кстати, тоже занимает строго отведенное ей место. Так что с этой получается как у того же Булгакова: «Когда эти люди говорят, что надо бороться о разрухой, это значит, что они должны лупить себя по затылку» (или что-то в этом роде). Так что, на мой взгляд, весь рок-н-ролл давно находится в желудке этого чудовища. Я даже боюсь, что он и родился там: как гласит легенда, Сэму Филлипсу нужен был белый исполнитель, поющий как негр. А зачем он ему был нужен? Да чтоб дороже продать. Что он и сделал в буквальном смысле, продав Элвиса «RCA».

Этот зверь живет в каждом из нас, в ком-то больше, в ком-то меньше. Так что порой получается, что человек съедает себя сам. Челюсти работают, желудок переваривает, думать некогда, ну ни минуты нет свободной. И если раньше процесс переваривания каждого конкретного объекта занимал несколько лет, то теперь организм окреп настолько, что хватает порой и нескольких месяцев (в зависимости от индивидуальных качеств).

И такой, переваренный, пусть и номинально живой персонах ничего реально живого создать уже не может. Фарш невозможно провернуть назад.

Тех, кто не переваривается, он убивает физически.

То ли люди сами чувствуют, что выхода нет, что они не могут больше сопротивляться воздействию желудочного сока. То ли еще как... Я думаю, все зависит от конкретных обстоятельств. Точно я знаю только одно: Селиванова (а еще раньше – Башлачева) убил именно он. Они отказались перевариваться.

Рок-н-ролл же в целом этого даже нее почувствовал. Он просто сам, незаметно для себя, превратился в часть этого тотального желудка. И, соответственно, сам стал убийцей.

Так что любителям красивых слов я предлагаю несколько видоизменить старый лозунг «Рок-н-ролл мертв». Новый будет таким: «Рок-н-ролл – это смерть».

Поэтому меня просто трясет, когда Башлачева называют «частью советского рока». Можно, конечно, полемизировать, может ли быть такой человек «частью» чего-либо вообще, но уж в любом случае не такой херни, как «советский рок». То, что он тусовался вместе со всеми, и примерно так же играл на гитаре, еще ничего не значит.

А все эти разговоры насчет «преступлений против рока»? Тоже мне, преступление против человечества.

Рок-н-ролл – это тотальный миф. Это форма, которую можно наполнить любым содержанием. Свен Гундлах тоже имеет полное право называться роком. Но имеет право и не делать этого. Поэтому можно очень любить Марка Волана и делать с ним одно и то же дело и при этом не иметь к рок-н-роллу никакого отношения.

Если вдруг выйдет пластинка Янки, то это будет уже не Янка, а пятьдесят, скажем, тысяч одинаковых бездушных кусков пластмассы, которые можно продавать на балке по чирику, или запихнуть на магазинную полку между АВГУСТОМ и Ротару, или вообще выкинуть на помойку. И мы будем выбирать их в «Мелодии» на Калининском, наступая фарце на ноги, и просить: «Девушка, эта Янка какая-то кривая, поменяйте мне ее на другую Янку». А сама она будет смотреть на нас с десятков типографских обложек на полках, такая, какой она была раньше, до размножения путем деления на пятьдесят (или сколько там) тысяч, и какой она уже никогда не будет.

Тут есть еще один момент, объясняющий, на мой взгляд, почему не стоит заниматься распространением всего этого дела.

Такие люди изначально не ставят перед собой никаких «просветительская» задач и не навязывают свой образ мыслей окружающим. Тем более что подавляющему большинству потенциальных слушателей это просто не нужно. Я крутил ГО своим соседям по даче, – ребятам и девчонкам лет по 17-20, – так их это даже не то что не шокирует, – они воспринимают ГО как скучные матерные песни, и забывают о них через 5 минут. И слава Богу!

Ну, представьте себе, что началось бы вокруг, если бы все стали поступать и думать как Егор, не обладая при этом всеми остальными его качествами, которые даются от природы очень немногим? Ничего хорошего.

Рекламировать такие вещи – сознательно обрекать ни в чем не повинных людей на страдания. За что им такое наказание?

Может, не совсем по теме, но в чем абсурдность лозунга: «Лучше умереть стоя, чем жить на коленях»? В том, что это – лозунг, призыв. Т. е. подразумевается, что все должны так поступать, – следовательно, все должны умереть (стоя или лежа, – тут уже неважно). И если все так сделают, – то все на этом и кончится.

Так вот, это я сам, для себя должен делать выбор. Без постороннего вмешательства. Я решаю, что мне лучше, – первое или второе.

Любой человек должен решать такие вопросы (я сейчас не имею в виду конкретно этот идиотский лозунг), без подсказки извне. И вот, когда он выберет, – тогда он уже сам будет искать себе подобных. И найдет, – так как это ему будет очень нужно. Именно это, а не пластинка – в крайнем случае, обойдется хреновой записью.

А то, что (как я слышал) в питерских студиях ГО идут вторым номером после КИНО, – так это все тот же Великий Пожиратель.

Я хочу вернуться к описанию концерта.

ДЯДЯ ГО – это вовсе не родственник ГРАЖДАНСКОЙ ОБОРОНЫ, а персонаж из каких-то сказок, вот чьих, я так и не понял, – не то скандинавских, не то местных каких-то. Чудесные ребята из Барнаула во главе со златовласым вариантом Ревякина на двенадцатиструнной гитаре. Полная акустика, даже живой контрабас и такая хреновина (тоже забыл, как называется, – прямо как Лаэртский), короче: рама, а к перекладине трубы разнокалиберные подвешены, вроде как колокола. Еще флейта, скрипка, гитара. Главный поет что-то вроде: «Дядя Го привык верить детям больше, чем самому себе» (за точность не ручаюсь). Очень хороший парень – чистый, светлый, и мне до слез стало обидно, когда я представил себе, что с ним могут сделать года через два, а то и раньше (группа уже довольно известна). Я так и видел, как у твари замаслились глазки при виде лакомого куска, и почуявшее живую душу вонючее жадное хавало, вожделенно срыгнув, защелкало золотыми зубами.

Радкевич. Странный человек. Тощий, длинный, белый как смерть. Огромная желтая дека, дальше – сухая шея, еще выше – очки блестят. Песни тоже странные, действительно очень книжные, литературные... Только казалось, – сейчас он сорвется, и тогда произойдет что-то страшное. Голый нерв.

СЕДЬМОЕ УТРО. Ну, это надо видеть. Это старый наш знакомый Женя Ломовцев бросил-таки свою красноярскую АМАЛЬГАМУ и окончательно присоединился к Каргаполову, взяли ритм-секцию, – получилось очень круто! Песни – старые (может, правда, не все): «Что за страна – кабак, тюр-р-р-рьмаааа!». Я уже и забыл, когда я последний раз получал удовольствие от рока (а это был именно он).

Коля Гнедков (бывшая группа ИДЕЯ ФИКС) – олдовый до я не знаю чего хип в паре все с тем же Каргаполовым. Полуакустичеокий дуэт. Тексты – волосатые, музыка – тоже волосатая. Тексты – хорошие, музыка – тоже хорошая. Нет, действительно, было все очень здорово – в Европе сейчас даже этого уже нет. Очень все было достойно. Чуть не единственный, кто в ответ на аплодисменты кивнул в сторону горящего кровавым светом портрета над залом: «Это все Димке».

ПРОМЫШЛЕННАЯ АРХИТЕКТУРА. Сначала был жуткий момент: вроде, никто рта не раскрывает, а голос – звучит. Я даже как-то дергаться начал, потом разглядел – это Роник, оказывается, прямо Коллинз какой-то. Все было очень мрачно, впрочем, как и должно было быть. Ну и, разумеется, не хватало самого главного...

Что касается Роника, так он не только Коллинз, но еще и местный Кондрашкин (извини, Роник, я внешнюю сторону имею в виду), – язык устанет перечислять все группы, в которых он играет или играл.

В этот день он это делал еще с ЗАКРЫТЫМ ПРЕДПРИЯТИЕМ и БОМЖОМ. ЗП я, честно говоря, не помню – волна какая-то, тоже, вроде, мрачная.

Что же касается БОМЖА, – то это было очень смешно (хотя кому – как), – от них ушел Джоник! Я сперва даже представить себе не мог, как это может быть БОМЖ без Джоника. Оказалось очень даже может, просто поет там теперь гитарист Жданов (скромный такой, помните, в углу стоит, чего-то там выскребывает из своей гитары). Сережу как подменили, – куда что девалось, – стоит посреди сцены пьяный грузчик, рвет на себя микрофон, таращит глаза, да и еще на гитаре играть при этом ухитряется. Многим не понравилось, мне – очень. Хотя от прежнего БОМЖА не осталось и следа.

Потом выходит такой неприметный человек с гитарой, – и пока я соображаю, кто это такой, и почему он поет песни Черного Лукича, он уже кончает это делать и уходит. «Егорка, – говорю, – кто это был?» – «А это Кузя, – отвечает Летов, – мы с ним даже записывались вместе».

Так я впервые увидел Черного Лукича.

Егор, кстати, приехал с другим легендарным Кузей – Кузей Уо, первым басистом ОБОРОНЫ. Причем, как оказалось, в Нске его тоже в лицо никто не знает: «А это – Кузя Уо»,– представлял Летов. «А, тот самый», – был один ему ответ.

Собственно, про само выступление ГО сказать особо нечего, – те, кто видел, знают, что это такое. Тут уже важен сам факт. «А все вы остались такими же», – что же еще он мог спеть этим людям...

Где-то на третьей песне на сцену вышел Манагер – это был смертельный номер.

Вот идет по улице человек – толстый такой, в какой-то тенниске старой, с обручальным кольцом. И заходит этот человек в ДК, выходит на сцену и издает такой вопль, что когда от него вырубается микрофон, никто этого даже не замечает. И уже неважно, что он кричит. Просто бывает такое время, когда нужно перестать петь и начать кричать.

И я с улыбкой вспоминал всех этих «плантов» в париках – дурачки вы.

Чиркин вышел без грима, в рваной майке, в рваных джинсах, – дурака не валял, я в первый раз видел его таким. Он вытащил на сцену Егора с Манагером, и они втроем, под аккомпанемент Чеха, Келемзина и Буха стали петь селивановский «Красный Марш». Ну, это вообще было безумие какое-то. «Так-так-так – говорит пулемет»...

К тому времени, когда настала Янкина пора, все уже настолько охуели от многочасовой гонки, а аппарат настолько сел, а толпа настолько невыносимо орала, что воспринимать ее, Янку, не было уже никаких сил. Да и у самой у нее сил тоже не было. Я плохо помню, что и как она пела.

И была еще ИНСТРУКЦИЯ. Я не знаю, как об этом писать... Может, xxxx будет смеяться, когда прочитает это, но я воспринял их тогда как символ. Символ искупления чужой вины, символ страдания...

У меня есть слайд с этого концерта: маленький нелепый человек в синем костюме, с оттопыренным ухом, закрыв глаза, поет сразу в два микрофона.

Позади него – Аркаша Кузнецов, запрокинув голову, смотрит совершенно больными глазами куда-то в небо, сквозь крышу, сквозь плотную пену сибирских туч...

А рядом Джефф: повернувшись спиной к залу, он согнулся пополам, обняв свою гитару, и на лицо его лучше не смотреть.

Джека, жалко, не видно – только рука с палочкой торчит.

Джексон же, как безумный, несется через всю сцену с гитарой наперевес – туда, где стоят люди: Летов, Янка, Манагер, оба Кузи, Келемзин, Роник...

Очень много людей. И все слышат, как в воздухе летит:

Ты не вейся, черный ворон,

Над моею головой,

Ты добычи не добьешься,

черный ворон, я не твой...

Перечитал я сейчас все эти свои догоны... Да... Как, говоришь, Егорка, Маркузе написал – «поебень все это»? Вот-вот, именно это слово (все-таки есть у меня философские задатки).

Ежели б все было так просто... Очевидно, я как-то подсознательно исходил из древней телеги, что на Руси слова имеют такую неестественную силу, что порой просто подменяют предметы. Наш мир ведь чуть не на 2/3 (впрочем, кто подсчитает) состоит из слов. Про «колбасу», «портвейн» и т. д. я сейчас говорить не буду, – эта тема исчерпана «УРлайтом» уже более чем до дна. Просто, видно, жизнь наша, да и самое строение русского языка привели к тому, что мы имеем какую-то совершенно обособленную вселенную, населенную нематериальными предметами, или, вернее, образами предметов. Вселенная эта формировалась, наверное, на протяжении веков, и теперь мы говорим о вещах, о которых понятия не имеем, но поскольку говорят все, и говорят постоянно, то они вроде как бы и есть на самом деле.

Большинство людей, спорящих, скажем, о Ницше, на самом деле никогда его не читали (перелистывание с поиском более или менее понятных фраз я в расчет не беру). Но вот из этих обрывочных, в силу необразованности неверно понятых фраз, из кусочков услышанных разговоров о нем точно таких же неграмотных людей создается какой-то свой Ницше, тоже вполне реальный, но не имеющий к настоящему никакого отношения, то есть даже не с точностью до наоборот, а вообще не о том. Это наш реальный Ницше, такой домашний, свой, тусовочный, мирно соседствующий с Оззи Озборном и «сатанизьмом».

Касательно рок-н-ролла здесь дело вот как обстоит: я совершенно не понимаю, зачем нашим группам еще и выступать. Большинство из них хороши уже одним фактом своего существования. Или даже названием (у меня самого ЗООПАРК стал любимой командой за полгода до того, как я его впервые услышал).

У нас ведь было целое созвездие замечательных мифов, а эти дураки вылазят на сцену и все только портят, – ну, неймется им, хотя ведь всем понятно, что поддерживать свой авторитет на прежнем уровне никто из них не способен.

Судьба сжалилась лишь над отдельными счастливчиками. Представляете, во что превратился бы сейчас ОБЛАЧНЫЙ КРАЙ, если бы Рауткин вовремя не забил на это дело? Зато ныне мы имеем Северную легенду.

Подавляющая часть населения нашей страны никогда не была и не побывает в Америке. И никто из нас не знает точно, какая она на самом деле, и есть ли она вообще. Но своя Америка у нас есть.

Я это все к тому, что искал спасения при помощи этих волшебных слов. Сказал, что ты охуенный гитарист, – и тебе поверили, сказал, что индеец, – и бить будут меньше и не так сильно, сказал, что не рок, – и тебя не съели.

Съедят.

Когда организм рассчитан только на поглощение, – тут никакие слова не помогут. «Когда я ем, – я глух и нем».

Если два года назад для того, чтобы остаться в живых, нужно было просто не переезжать, то сейчас это уже не спасет.

Чудовище растет, и ничто его не остановит. Оно залезет и в Летовские подвалы, и куда угодно, где есть хоть капля живого.

Так что маскировка с переменой названий, может, и собьет его с толку, да только совсем ненадолго. И помощи ждать неоткуда.

Бороться с ним невозможно, пощады оно не знает.

Я не знаю, что делать.

Наверное, – не играть и не петь.

Глупая получилась статья. Дилетантская. Я даже перечитывать ее не хочу.

Но мнения я своего навязывать никому не буду, это вот я так думаю (хотя, разумеется, я не свободен от каких-то посторонних влияний), возможно, я ошибаюсь.

Наверняка я во многом противоречу сам себе, – значит, я не до конца изжил в себе остатки рокерской психологии. Но переделывать я больше ничего не буду, – сколько же можно.

И хотя я прекрасно знаю, что в голове у меня – каша, я смотрю на фотографии этих людей, которых очень сильно люблю, и думаю, – что я могу сделать для того, чтобы все они остались живы?..

Лев Гончаров, "Контр Культ Ура", 1/1990

ВЕРНУТЬСЯ НАЗАД