Николай Гнедков. Воспоминания


..."Девушка, отсвечивающая красной медью" (не обижайтесь, я так легче народ запоминаю) - Янкино пепельно-рыжее сияние забыть невозможно. О Янке я Вам мог бы много рассказать, я ее очень любил и очень за нее переживал, так маяться было нельзя. На Череповце взбеленился, отобрал гитару у БАХЫТ КОМПОТА, "Ямаху" такую, настроил ее, выгнал на хуй звукооператора череповецкого, уселся за пульт, и подражая Кириллову с Харрисоном, отстроил ей звук, и сидел за пультом, содрогаясь. Там где "кошки падают в пустые колодцы", я ей вывернул ревер прямо на песне, послушайте. Она такая, ой, что это было, Яна, это было то, о чем тебе говорили - чисто запишись (это я, каюсь, профессионалов сватал все времена). У меня начинались свои депрессняки, так эта славная девочка находила время меня утешать, так суперски тонко, я как-то спросил: вот ты песенку сделала, и чего? Она: главное, чтоб не стыдно было... ну а нам, конечно, всем легче стало.

(...)

Мы с Антоном поехали ее хоронить, я сказал: "я трезвый не могу". Пока водку искали, автобус с соболезнующими уехал, и поплелись своим ходом, бродили по кладбищу, водку с могил пили, не нашли трагического собрания, поехали к ней домой, сидела сестра ее старшая на крылечке, с мужем, тоже потерялась, все повторяла: "Господи, хоть бы ребеночка бы родила".

Мы с мистером Будановым поехали к Аньке, там уже Серега Гурьев сидел. Выпили с ним, поскрипели. Весь подъезд Янке уже исписали, (а-ля стена Цоя), особенно меня надпись добила: "Ян! Меня тоже зовут Яна, я буду продолжать твое дело!"

Круто, да? После этого я пил неделю и потерял все документы на выезд, мне сломали палец на прощание в вытрезвителе. Приглашение и паспорт мне какая-то урла вернула, за портвейн сменяли. Через неделю я был у любимой, которая тоже впала в депрессию, пришлось вытаскивать.

(...)

Янка очень любила фильм "Морозко" и ненавидела эту Варьку, совершенно гениально пародировала эту халду... Все эти мемуары в прошедшем времени плохо пахнут, ну чего это такое 10 лет? Как вчера было. Я ей говорю: на что свою кожаную безрукавку сменяешь? Она: кинчик хочу делать, она тогда с Цыплаковой стусовалась, чего-то они там бабское свое мудрили. Я ей как-то покололся, что Цыплакова у меня секс-символ детства, она посмеялась по этому поводу. Я помню тогда подумал: да, ничего себе, пошла погуляла по трамвайным рельсам. Она с трудом понимала, что быть звездой - это нормально, а вся эта сопутствующая шелуха должна маленькое такое удовольствие доставлять. Она очень серьезно была настроена, обязательна, честна. Хотелось, прям, доспехи надеть. Это Антон, о барышне из Смольного, мне бабушка рассказывала, какие смолянки были, они все курс шестнадцатого, двести девушек из кучи семей ушли сестрами на фронт вшей кормить, мужицкую кровь останавливать.

(...)

А есть религия, свидетели Дягилевой, да?

(...)

Мне кажется, 95 процентов, что сама Януш вошла по грудь, опустила лицо и вдохнула воды, где-то так и экстрасенсы наши на это смотрели, да и у меня были видения по этому поводу.

Насильственная смерть (когда ты, скажем, медитируешь, плохое слово, как бы очень мягко так сосредотачиваешься с определенными эмоциями) - дает ощущение внутреннего протеста, дикого совершенно, и ты видишь, сопротивление жертвы и поток насилия, направленный против жизни, тут этого нет. К тому же менты тут были крепкие, их напрягли сразу, им резону не было скрывать суицид, смерть от воды в легких мало с чем спутать можно, суицид, короче, - есть суицид, я ее очень хорошо знал. Я серьезно говорю, плюс моя любимая родная сестренка, с одного года с ней, у нее просто кончились запасы любви к окружающим, а ненавидеть она не могла себе такого позволить. Было у меня такое видение, звездное небо, отражающееся в воде. В общем, тут есть логика, кое-какая. Честно говоря, она и иже с ней покоя десять лет мне не давали, терпеть не могу

самоубийц, не зря самое большое оскорбление - самоубийство, на пороге врага, харахири называется.

 

2001, Дания

 


ВЕРНУТЬСЯ НАЗАД