Янка еще вернется
Памяти наших детей, которые ушли раньше нас.
Пролог из 1991 года.
http://diabler.narod.ru/ded.html
Вчера в 9 часов утра в притоке Оби реке Ине рыбаками было обнаружено тело Яны Дягилевой, поэта, певицы, рок-барда из Новосибирска.
9 мая Янка с родственниками была на даче. Ушла погулять и не вернулась. Ждали, надеялись — в последнее время Янка была печальна и неуравновешена: может быть, куда-то уехала, вернется? В милицию сообщили только в понедельник, тринадцатого. Поиски результатов не дали — только вчера...
Как сообщил по телефону начальник Новосибирского ГУВД полковник Корженков, опознание неопровержимо подтвердило личность погибшей. Судмедэкспертиза еще предстоит, но, по предварительным данным, признаков насильственной смерти нет. «Это или несчастный случай, или самоубийство», — считают в милиции.
Наша газета писала о ней 23 сентября прошлого года. Ни одной фотографии в редакции нет. Нам, видимо, еще предстоит осознать, кого мы потеряли...
***
Мы ее допели. ...Похороны ее 19 мая — на кладбище под Новосибирском — были какие-то странные, полуидиллические. Кладбище оказалось в густом березовом лесу — могилы прямо посреди берез. Небо было совершенно голубое, без единого облака. Под голубым небом, в зелени несли маленький красный гроб. Стояло много новосибирских хипейных девочек с жалобными глазами. Одна была в огромных клипсах с фото-янками в черной окантовке. Другая сказала: «Она была слишком чистой, чтобы жить в этом мире». Кто-то тихо, просветленно плакал. Пили водку. Пели птицы. В какой-то момент я на секунду отключился и подумал: «Господи, наконец-то мы выбрались в лес!» Жизнь Янки получилась трогательно маленькая (и одновременно огромная), законченная и цельная.
Мне придется обойтись...
Без синих сумрачных птиц, без разношерстных ресниц,
Да переправить с утра, что не сложилось вчера,
Оставить грязный вагон и продолжать перегон
По неостывшей золе на самодельной метле,
Раскинуть руки во сне, чтоб не запнуться во тьме...
Мне придется променять...Осточертевший обряд на смертоносный снаряд,
Яна Дягилева
Скрипучий стул за столом на детский крик за углом,
Венок из спутанных роз на депрессивный психоз,
Психоделический рай на три засова в сарай...
***
Дан ДорфманЯ не считаю, что Яна Дягилева исчерпывается рок-н-роллом и молодёжной культурой. Более того, я считаю, что в её творчестве гораздо меньше и того и другого, чем... поэзии. Дягилева — существенная часть русской поэзии конца прошлого века. Именно об этом мой текст.
На эту тему я ничего не читал ни в офф-лайне ни на Сети. Попытаюсь впервые написать о её истинном месте. Считаю, что Яна Дягилева останется в памяти всего мира говорящего по-русски прежде всего как гениальный поэт. И время поэта Дягилевой только начинается.
Ситуация в поэзии, случившаяся в шестидесятых- семидесятых, в сущности повторяется в девяностых-двухтысячных. Не так отчётливо, помягче. Если вы помните, сначала Окуджава, а потом — Высоцкий смогли завладеть умами десятков миллионов слушателей намного полнее, чем тогдашние признанные лидеры в поэзии.
Я даже не говорю о таких ''лидерах'' как лауреат Ленинской премии Егор Исаев.
Нет, я имел ввиду тогдашних общепочитаемых, евтушенко-вознесенских.
Сегодняшние общепочитаемые, хоть, увы, нечитаемые, ( их читают в узком кругу), намного состоятельней тех общепочитаемых. Они действительно хорошие поэты. И Пригов и Кибиров и Гандлевский и Амелин и лауреат премии им. пойдет речь. Но... Аполлона Григорьева Вера Павлова, о которой дальше
Критики пишут о них и опять не о тех, кого всё-таки стоит назвать народными поэтами. Так же как критики не писали о Высоцком. Не только потому, что Высоцкий был непечатаемым. Не только потому, что формально он писал не стихи, а тексты к песням.
А потому, что критикам нечего было писать о его стихах. Они не были уверены, что это поэзия. Вот основная причина их молчания тогда. И сегодня основная причина молчания критиков о тех, кто пришёл в восьмидесятых-девяностых, чтобы стать поэтами, которых любят и знают десятки миллионов, та же. Критики не уверены, что это поэзия.
Не о чём писать. Все повторяется. Для того, чтобы в дальнейшем не писать длинно, назовём первых, тех кто только печатается — поэтами пишущими. Или просто пишущими. Вторых обозначим термином ''поющие''. Хоть некоторые поющие тоже печатаются, но, в основном, они всё же поют, а не публикуются.
Итак: пишущие и поющие.
Прежде всего: этим двум категориям поэтов, как Западу и Востоку у Киплинга, ''никогда не сойтись'' по весьма банальной причине: подавляющее большинство критиков худо-бедно следит за пишущими, но не знает текстов поющих.
В этом ситуация существенно отличается от ситуации шестидесятых-семидесятых. Окуджаву и Высоцкого знали все. В сущности, это основная причина, которая заставила меня писать данный текст. Я внимательно читаю всех сегодняшних поэтов, которые публикуются в журналах и на элитно-снобистких сайтах Сети, таких как «Вавилон». И, поэтому, хорошо знаю стихи общепочитаемых в узком критическом кругу пишущих. Вместе с тем, я внимательно слушал и продолжаю слушать поющих. Их же я читаю. Потому что на Сети есть все их тексты. И, сопоставляя и тех и других, я сказал себе: ''Если не ты, то кто?''
Тем более, мне очень повезло, я не только слушал, я видел лидера поющих, покойную Янку Дягилеву, на всесоюзном фестивале панк-рока в Тюмени. (Это было в 1988-м, я жил тогда в Нижневартовске и специально прилетел с Севера области в Тюмень, чтобы увидеть ''Гражданскую оборону'' и ''Инструкцию по выживанию'', час лёта не был для меня большой проблемой).
Но главный мой вывод я сделал не потому, что я видел некоторых из лидеров поющих. Главный вывод сделан мной из их текстов. Вот как я это понял для себя:
Во-первых, то, что делают лучшие поющие, безусловно — поэзия, и поэзия сильная. И то, что их слушают и знают гораздо больше людей, чем пишущих, объясняется простым как уже несуществующих пять копеек фактом:
- Лидеры поющих — лучшие поэты, чем лидеры пишущих.
Я постараюсь этот тезис ниже, по мере моих скромных сил, если не доказать то хотя бы озвучить и сделаю это на примере лучшей из поющих, вернее, певших (её больше нет) Янки Дягилевой.
Во-вторых, поэзия поющих не пробивается в параллельный для них мир поэзии пишущих, потому что многие поющие упорно не считают себя поэтами. В отличие, скажем, от Высоцкого, который поэтом себя ощущал и очень комплексовал, когда его не печатали и снисходительно похлопывали по плечу. Нынешние поющие даже не комплексуют. Они просто говорят, что сочиняют тексты к песенкам.
Несколько примеров:
Очень прохладно прореагировал Чиж (Сергей Чиграков), когда я говорил ему, что он — хороший поэт, человек, который чуть ли не единственный пишет сегодня баллады, продолжая в русской поэзии такого автора, как Багрицкий. Сначала я ему напомнил балладу Багрицкого из поэмы ''Пир Нищих'' ''И я была девушкой юной''.
А потом сказал ему, что его баллада «Она не вышла замуж за хромого еврея», продолжает на сходном материале и балладу Багрицкого и гениальную народную балладу: «Вот мчится тройка почтовая.»
Вот что Чиж мне ответил:
Ну что ж, вам, критикам, надо о чём-то писать, поэтому вы ищите абсолютно чёрного кота в абсолютно чёрной комнате, я пою рок-н-ролл, я умею и люблю это делать, а поэзия — это не ко мне.
О другом лидере поющих:
Я считаю Земфиру Рамазанову великолепным поэтом. Получал неоднократно вирутуальные оплеухи за это на Сети. В частности, за то, что назвал её строку: ''Я помню все твои трещинки'', — одной из самых пронзительных строк о любви во всей русской поэзии, номенклатурно-маститый Дмитрий Быков записал меня в сумасшедшие, параллельно поставив мне ещё один диагноз — ''геморрой''. Но с Земфирой мне самому тоже не удалось найти общий язык.
Пытался взять у неё интервью, но удалось обменятся всего несколькими фразами на сцене ''Джон Хэнкок Холл'' в Бостоне, когда закончился её концерт.
Правда, Земфира был очень уставшей и после этого концерта и вообще, из-за турне по Америке. Плохо себя чувствовала. Она даже вынуждена была прервать турне и вернуться в Россию раньше времени. Разговаривать она со мной не хотела. Но, когда я успел сказать, что она — поэт, Земфира разозлилась и ответила так, что воспроизводить здесь это я не могу.
Чего же хотеть от критиков? Чтобы они после этого вслушивались и вчитывались? Ведь с критиками поэты поющие, типа Земфиры, обращаются примерно так же, как она обращалась со мной после концерта в Бостоне.
Далее, я не претендую на глубокий анализ ситуации, глубокий анализ текстов тех и других. Хотел бы, чтобы это сделали другие, те, кто это умеют лучше меня. Я только обозначаю проблему в моём тексте.
А теперь, в омут...
Лучшим поэтом в русской поэзии конца прошлого века я считаю поющего поэта — Яну Станиславну Дягилеву.
Почему? Начну с самого лёгкого: утверждения через отрицание.
Вся или почти вся поэзия пишущих было раздавлена к восьмидесятым-девяностым одним именем. Имя это — ''Иосиф Бродский''. Так или иначе, пишущие находились в загоне, правда довольно обширном, куда загнал их нобелевский лауреат. Другой загончик, загончик поменьше и не связанный с Бродским организовали Дмитрий Александрович Пригов и компания. Я, в отличие от Фимы Собак, которая знала и любила слово ''гомосексуализм'', не люблю другое красивое слово: ''концептуализм'', и, поэтому, не употребляю его, когда вспоминаю о Пригове. Отец поэтического соцарта, и его последователи мне нравятся хотя бы за то, что они не писали ничего под Бродского. Они — под себе,
Правда, чуть-чуть они продолжали, что делали когда-то обэриуты, но это ведь хорошо, тем более от обэриутов они ушли достаточно далеко. Однако, вернёмся к большому загону. Бродский, самое крупное явление русской поэзии второй половины 20-го века, сначала как солнце осветил всем дорогу, но закат его поэзии, который случился ещё при жизни нобелевского лауреата, поздний Бродский, Бродский писавший стихи на английском, стал просто англоязычным графоманом*, погрузил и многочисленных бродскоидов в безысходный мрак. Только те, кто вообще не знал никакого Бродского и не находились под его влиянием, как положительным, так и отрицательным, оказались вне кризиса самого Бродского и легиона его последователей. И, если эти незнавшие ещё оказывались и гениями, то результатом и оказался резонанас. У резонанса этого есть имя — ''Янка Дягилева''. Я её ценю так высоко, потому что она, наконец, двинула русскую поэзию дальше. Дальше Бродского. И совсем по другой дороге.
Янка вряд ли слыхала даже имя нобелевского лауреата. На людей более скромного дарования, чем у Янки, Земфиры и Чижа, тоже никак не повлиял нобелевский лауреат. Хоть имя такое они знают.
Ну а теперь, забудем Бродского, и посмотрим, что дают русской поэзии те, кого я назвал поющими и среди них — первая, Янка Дягилева. По-моему, влияние Янки на сегодняшних поэтов только начинается. И , поэтому, её влияние, в отличие от влияния нобелевского лауреата, ещё вполне оправдано.
Главной ученицей Янки и оказалась лауреат самой крупной поэтической премии для поэтов, пищущих по-русски, премии Аполлона Григорьева, Вера Павлова. Именно интонации Янки, её нервный роковый ритм, и то, что сейчас называется драйвом, восприняла, сегодня Вера Павлова. И это, в конце концов, можно оценить положительно. Но почему всё-таки никто не замечает первоисточник успехов Павловой? Может потому, что Павлова пошла дальше видет лучше, пишет сильнее?
Не зря ведь её оценили самой крупной поэтической премией.
Нет!!!
Янка продолжает оставаться лучше.
Почему?
Ну хотя бы потому, что Павлова пишет под Янку, а не наоборот. Но это сугубо формально. В том то и дело, что Павлова пишет хуже, намного хуже. Заметьте, я не говорю — плохо. Павлова — хороший поэт. Она просто до уровня гения Дягилевой не дотягивает.
Попробую предложить в качестве дополнительных доказательств моего тезиса о том, что Янка лучше Павловой, фрагмент из полемики на Сети. Случилась она на форуме ''Круг Чтения''. ''Русского Журнала''.
Моими оппонентами был критик Сергеей Арутюнов, автор ''Знамени'' и ещё одна собеседница, филолог и преподаватель университета, которая себя называет ''Кримхильдой'', предпочитая оставаться анонимной.
Просто воспроизведу сейчас кусок нашей полемики:
35895. Дан Дорфман 8 ноября, 2001 — 07:42:
Наивные вопросы Арутюнову.
Серёжа, вы писали, что вам ближе поэзия. Я ведь больше нутром дохожу, образование у меня мехматское. Поэтому, позвольте вам задать глупые вопросы.
Объясните мне, почему Вера Павлова становится лауреатом премии Аполлона Григорьева, а Игорь Шевелев пишет о ней как о живом классике?
Посмотрел последние стихи живого классика. Выбрал, по-моему, самые удачные. Вот они:
Тебе ничего не стоит на миллионы частей раздробиться.
Мне нужен месяц, чтобы снести одно яйцо.
Ты ищешь себя, примеряя разные лица.
Я меняю кремы, чтобы не изменилось мое лицо.Мы увидим небо с овчинку,
догадаемся, чья папаха.
Мы узнаем свою начинку
на разделочных досках страха.
Так вот. Прежде всего, мне эти стихи понравились, потому что я уловил в них интонации Янки Дягилевой. “Мы увидим небо в овчинку”, перекликается с Янкиными: “Мы пойдём с тобою погуляем по трамвайным рельсам”.
А вот это у Павловой:
Тебе ничего не стоит на миллионы частей раздробиться.
Мне нужен месяц, чтобы снести одно яйцо.
Ты ищешь себя, примеряя разные лица.
Я меняю кремы, чтобы не изменилось мое лицо.
хоть отдалённо, но приближается к Янкиным строчкам:
Мне придется променять...
Осточертевший обряд на смертоносный снаряд,
Скрипучий стул за столом на детский крик за углом,
Венок из спутанных роз на депрессивный психоз,
Психоделический рай на три засова в сарай...
И всё же: когда я про себя повторяю из Янки то, что сейчас процитировал или это:
Фальшивый крест на мосту сгорел,
Он был из бумаги, он был вчера.
или:
По перекошенным ртам, продравшим веки кротам,
Видна ошибка ростка.
По близоруким глазам, не веря глупым слезам,
Ползёт конвейер песка.
Пока не вспомнит рука, дрожит кастет у виска,
Зовёт косая доска.
Я у дверного глазка, под каблуком потолка.
А потом пробую вернуться к Вере Павловой, то это настолько хуже у Павловой, что просто расстраиваешься. Потому что у Павловой бледные тени, а не стихи на фоне строчек Дягилевой. У Янки всё: и драйв и мысль и образ и музыка и энергетика, всё так, что выше нельзя, невозможно. У неё весь текст, а не две-три строчки, выглядит сверкающим монолитом. Я и у Павловой из недавно написанного тоже нашёл монолитный, правда очень маленький текст в силу Дягилевой. Вот он:
нежней не бывает -
а он все нежнее
сильней не бывает -
а он все сильнее
грустней не бывает -
а он все грустнее
нужней не бывает -
а он все не с нею
Но это один такой текст, в основном, у Павловой надо рыться, искать, чтобы найти что-нибудь приличное. Да, часто находишь. Но... Среди необязательности, проходных слов, проходных фраз, проходных строф.
Почему же она — почти живой классик, а мертвая Дягилева, так, какая-то панк-рок наркоманка, у которой кое-что попадается, но... не то, особенно на вкус поклонников Павловой?
Я думаю, что в поэзии всё-таки существует что-то типа КПД. Особенно в той поэзии, которую пытается писать Павлова. и которую писала Янка. Такая поэзия, по моему, концентрированное выражение чувств и мыслей автора. То есть, как в атомной бомбе, в кило урана — мощность электростанции, которая работает год. Но взрыв выделяет эту же мощность в один миг. Вот это и есть, по-моему, идеал поэзии, минимальный объём и максимальная убойная сила. Но у Павловой — КПД как у паровоза времён индустриализации.
У Дягилевой, этот КПД почти 100-процентный. Работает каждый слог, каждое слово, каждая буква.
Ну, хотя бы как здесь:
Мы по колено в ваших голосах,
А вы по плечи в наших волосах,
Они по локоть в темных животах,
А я по шею в гибельных местах.Мы под струей крутого кипятка,
А вы под звук ударов молотка,
Они в тени газетного листка,
А я в момент железного щелчка.Мы под прицелом тысяч ваших фраз,
А вы за стенкой, рухнувшей на нас...
Они на куче рук, сердец и глаз,
А я по горло в них, и в вас, и в нас...
35898. Арутюнов 8 ноября, 2001 — 10:34:
Сложнее всего эти наивные вопросы, Dan. :)))
Тезис «Павлова не вырабатывает КПД Дягилевой» может быть верен, если подразумевается стояние их на одних трамвайных рельсах. Что не так. И это к счастью. Меж ними не 10, а все 15-20 лет — и по ощущению, и по свершенному в поэзии объективно. Критиков в данном случае — да, именно их, а не апологетов — подводит и естественный консерватизм «заданных рамок», каноничность мышления, диахронизм, наконец. Для нас они живут одновременно, что бы ни делай. А одной уж нет, а другая — ох, я не апологет, и никогда не буду. В старом журнале вдруг нахожу одну из первых павловских подборок — о! «чего угодно, господа, только не вашего полдника!» — навскидку супермаркет интонаций, никакой гинекологии, ни намека, попытка войти «чисто, без всплеска», на заемном и разработанном, правда, очень оглядываясь. Седаковой до черта, Кековой до кучи.
И что? «Прошли годы». Сидеть и ждать? Вырабатывать свою шахтенку? Нет, заводится же об руку с мужанием и зверь по имени «понимание сущности литературного процесса и требований поэтической конъюнктуры». Обло и лаяй. После такого ничего не стоит «разрулить» текстовую ситуацию несколько по-иному. Приходят и головоломные варианты, конечно, но — вот Павловой пришло: в сущности, этот способ недевичьей рукой срифмовать, сколотить развязный рокенрольный верлибр, скандирование, намешать приговских концовок, но при этом никогда не улыбаться — и заработало.
Другое дело, что я ей не верю. Потому что это не она, кажется, а ее способ. Отличные стихи, но подозрительно яркие, в них не содержится чего-то основополагающего — невнятного, грозного, захлебывающегося. Все равно как если бы мутную фотографию начала века мастерски отретушировали, осветлили, и искаженное лицо предстало бы неожиданно умытым, и все бы поняли, что это не флэш-кадр, а инсценировка. Что чаще всего так и было.
Критику постоянное сравнение погубит: нужно же и самому поставить себе «допустимые пределы сравнений», хотя к Вашей тезе у меня ноль претензий — совершенно справедливая. Это нужно было сделать.
Но мерить поэзию «убойной силой», на мой взгляд, ошибочно. Действие поэзии, возможно, продленное, неосознаваемое ДАЖЕ в момент прочтения. Бомба, если и есть, то замедленная до того, что срабатывает через десятилетия (убежден, что так устроен русский язык — с замедлением для точного слова, с выдержкой для истины, любой, и научной, и философской). Идешь — и вдруг кааак -
"Ложился на поля туман. Гусей крикливых караван (возникает курлыканье и задранная голова)
Тянулся к югу. Приближалась..." (Вздох) О черт! -
"Довольно скучная (оттяжка) пора.
Стоял ноябрь уж у двора.« (совсем шепотом, но тверже изначального, правда? а »у двора" совсем как треск поленницы, утреннего льда (и не только из-за скороговорки про двор и дрова).
Кримхильд, это и тебе по поводу поэта с поэзией. Справедливость, видимо, надчеловечна, поскольку каждый постарался урвать себе от нее личный надел — ну и она отвернулась. Злодеям вдохновенье, скромникам забвенье. Или верните вилы в стог.)))
35909. Кримхильда 8 ноября, 2001 — 14:36:
Про Павлову.
Мне кажется неправомерным искать у Павловой подростковый дягилевский драйв. Хотя, может быть, и можно, ведь она эксплуатирует свою память о пубертатности... Та схема её “размышлений о себе”, которую ты выстроил, мне кажется иллюстрацией нашей мозговой инерции. Это просто свойство нашего мышления — выстраивать цепочку причин и следствий. Гораздо больше интуиции, инициативной случайности, чем расчёта во всём этом. Ну не сидела она и не думала, что ей нужно делать, чтобы... И не рассчитывала ни на что. И удивилась, что так вышло. Стихи у неё живые и забавные, интонация своя — зачем искать у неё “аллюминиевые огурцы:? Сорокалетняя тётка наблюдает растущую дочь и вспоминает своё подобное — только цинично-физиологически, что выдаёт взрослость.
39563. Аноним 26 января, 2002 — 20:24:
Dorfman — Арутюнову:
Серёжа, вы написали, мне очень тёплые слова, когда случилось моё горе, а я вот... неблагодарный, решил вернуться на Форум, снова продолжая полемику с вами. Впрочем, что с того, если бы я с вами согласился, если бы я написал: ''А как это верно и точно замечено!''? Что бы это вам дало? Мы ведь сюда приходим что-то выяснить, а не восхищаться друг другом, не так ли? В ноябре я написал про КПД стихов Янки и Павловой. Потом я процитировал Губайловского и вы спросили у меня, что я думаю о Губайловском-поэте.
По поводу КПД вы мне начали отвечать так:
35898. Арутюнов 8 ноября, 2001 — 10:34:
Сложнее всего эти наивные вопросы, Дан: )))
Тезис “Павлова не вырабатывает КПД Дягилевой” может быть верен, если подразумевается стояние их на одних трамвайных рельсах. Что не так. И это к счастью. Меж ними не 10, а все 15-20 лет — и по ощущению, и по свершенному в поэзии объективно.
Я сейчас читаю 8-й номер НМ за 2001 год, там довольно интересная подборка Губайловского. И мне неожиданно стало ясно, что я могу одновременно и что-то ответить по поводу Губайловского и ещё как-то продолжить мою мысль про низкий КПД тех, кого я ставлю ниже Яны Станиславны Дягилевой. (Кто о чём, а вшивый — о бане)
Стихотворение Губайловского ''Критика чистого разума''. Довольно большое, начинается на странице 124 и занимает всю страницу 125. То есть, две страницы новомировского шрифта.
Сначала техническое замечание. В четвёртой строфе написано:
Облако встало над нами
В небе пронзительно-синем.
Хочу заметить, что за подобные тропы, типа ''пронзительно-синее небо'', ''прозрачная тишина'' и прочие достижения уже позапрошлого века, поэтов надо временно лишать поэтических прав, как грубых нарушителей поэтического движения. Я бы за ''пронзительно-синее небо'', будучи поэгаишником, отобрал у Губайловского права на год.
Но это, конечно, не главное, что я хотел сказать. Главное моё впечатление вот какое:
Губайловский копирует в этом стихотворении опять же Яну Дягилеву. По звуку это тоже самое. Но только по звуку. Потому что внутренность звука абсолютно несопоставима.
У Губайловского пусто. КПД почти нулевой. Всё очень необязательно, просто наполняет чем-то форму. Когда пытается удариться в метафизику, получается настолько банально по мысли, что, как и за ''пронзительно-синее небо'', хочется лишить прав.
Я имею ввиду этот его глубокий и оригинальный вывод на странице 125:
Если жизнь — это форма праха
Если жизнь — это ловля ветра
Были прахом и стали прахом
В бесконечном круговороте.
Сергей, вы считаете, что эта мысль настолько оригинальна, что её стоило в миллионый раз вставлять в чьи-то стихи? Я так не считаю.
Ну а теперь, цитата из Янки, а потом, для сравнения,большая цитата из Губайловского, А вы, как человек не без вкуса, может, на этот раз, всё-таки согласитесь со мной?
И относительно несравнимого КПД, на этот раз Губайловского и Янки. И по поводу ''несовременности'' Янки и современности Губайловского. Впрочем, я знаю, вы не согласитесь. За это и ценю вас. Но любопытно, КАК вы не согласитесь?
Итак, сначала первоисточник, Яна Дягилева:
А ты кидай свои слова в мою прорубь.
А ты кидай свои ножи в мои двери.
Кидай свой бисер перед вздёрнутым рылом.
Кидай монеты в полосатые кепки
И свои песни в распростёртую пропасть.
В моём углу засохший хлеб и тараканы.
В моей дыре цветные краски и голос.
В моей крови песок мешается с грязью.
А на матраце позапрошлые руки...
А вот Губайловский со своей версией той же формы:
Я таскаю тяжёлые доски,
тес, который ненамного легче,
убираю опилки и мусор,
наконец-то забор поставлен.
А в саду зацветают вишни,
А в саду зацветают сливы
и стоят, как застывшие взрывы,
рядом с розовым цветом яблонь.
Я читаю Экклезиаста
по цвету сливы и вишни,
по свежей траве и листьям,
по разбитым своим кроссовкам
и вконец изношенным джинсам,
по штакетнику я читаю.
Я читаю Экклезиаста
по слогам слова повторяя,
повторяя, ''Как это верно!''
Ну что ж, если говорить о КПД то мне ясно, что губайловские вишни, созревшие в саду у дяди Вани, ''розовый цвет яблонь'' из песен ''Ласкового мая'' (помните ещё такое чудо из трудных подростков?) глубокомысленное выковыривание не скажу из чего миллионный раз повторяемых банальностей про верный Экклезиаст, всё это вместе показывает КПД близкий к нулю, а даже не 13 процентов, как у паровоза. По поводу современности, ну если банальность современна, то тогда это современно.
Мне ясно, что только две строчки Янки из мною процитированного:
В моей крови песок мешается с грязью.
А на матраце позапрошлые руки...
- ненавязчиво зачёркивают не только весь стих Губайловского ''Критика чистого разума'' но и вообще, всё что он написал. Впрочем, Владимир Алексеевич, по мне, ещё очень молод. Его 41 год для меня, это молодость. Поэтому, у него всё впереди. Пусть дерзает.
Ну и совсем не по этой теме. На страницах 189-194 того же номера рецензия Дмитрия Быкова на Льва Лосева. Столько восторженной глупости о весьма среднем поэте, которого бы вообще никто не замечал, если бы он жил в России, я не читал ни разу. Дмитрий Львович в очередной раз постарались. И, в очередной раз, неудачно.
39599. Арутюнов 28 января, 2002 — 10:54:
Здравствуйте, Dan!
Те, что не написали Вам «слов», передали их в том числе мне, изустно. Не все знали...
Рад, что Вы опять «в деле». У нас тут случилось массовое бегство из РЖ в ЖЖ (livejournal.com). Совершенно другой жанр — разговариваешь с теми, кто близок, а не ругаешься с неведомыми провокаторами и мерзавцами. Меня перед Новым годом изо всех сил постарались стравить с Линор — гадкая попытка, и я выглядел, увы, гадко, нестерпимо гадко, как никогда. Но больше такого не повторится: урок получен.
Если начинать «с конца», то Быков меня уже ничем не удивит. На «Истоии современности» осталось стадо его восторженных апологетов. Этого и хотелось, кажется? Прекрасно. И букет виртуальных цветов к каждому квиклю.
За Лосевым я, кстати, усредненности особой не замечаю — он смешной, изобретательный, отчасти дидактический. Тот случай постпоэзии, когда она не раздражает, а действительно подпитывается из позапрошлого века, да еще иногда блестяще груба (посмотрите лосевские афганские зарисовки, кавказский цикл, очерки славистики, «зарифмованные недурственно»)... Ну да это разговор, видимо, отдельный. Лосев может быть средним, но он разнообразен и никогда не засушен даже в невнятице.
Нет, положительно у него есть плюсы, согласитесь.
Губайловский... Вот ведь что — мне кажется, что в русской поэзии произошло Обнуление Счетов. Никто больше не хочет замечать общеизвестных тропов, цитат, дурновкусия. Пишется как на душу положит, и вот почему — образовывается подобие физиологического раствора, в котором либо образуется настоящая литература, поначалу сентиментальная и не разбирающая в своем упертом сентиментализме ничего — ни хвостов, ни морд, либо все канет, но в это не верится. Присваивание текста не есть приращение, но мне кажется, Губайловского с Дягилевой сравнивать неправомерно. У Вас, Dan, и впрямь оригинальная система отсчета, она выигрывает там, где есть действительная конкуренция, но сложнее всего осознать, что Губайловский навряд ли конкурент Янке. Всякий поющий в терновнике сейчас — это слаболетающее с дерева на дерево ящероподобное, едва оперившееся. После того, как динозавры и т.д. Свист и щелканье первоптичек еще напоминает трубные гласы монстров, но содержит и свое немаловажное — воздушную стихию, попытки вскарабкаться на облако. Неуклюже. Тут что Губайловский — а заявится любитель романса?
Безоглядный. Будет взвизгивать о — ну о чем там они?
Если хотите, — да, банальность современна. Не для меня, может быть, но для редакторов. Они, вишь ли, ищут ориджинал текстс. И находят то, что находят. Алехин ищет все, что не парижская нота (мерзкое нытье), а оптимистически взрывные шедевры, устремленные... Куда, сложно сказать, но отрывающиеся от прежнего тона. Немудрено, что в этой почти идеологии есть риск банальности. А как же? Не оправдываю, ибо НЕ ПОНИМАЮ. Но положение вещей таково.
А искренне и глубоко пока говорит не то чтобы парижская нота, а ее ростки на русской почве. Рекомендую Дмитрия Воеводу, если увидите. Если найду, оповещу специально.
Сегодняшний жанр — песенки. Поздравлять не с чем. Блок загнулся именно на песенках. Лирика ныне банальна, потому что реальность упрощена, и тем упрощеннее, чем старается себя усложнить. Чем больше старуха гримируется, тем больше штукатурки отваливается.
***
Это конец цитирования моей полемики с Арутюновым и Кримхильдой. А я... продолжу противопоставление:
Итак, ещё раз, почему же всё-таки Янка, утонувшая в мае 1991 года 24 лет от роду, а не благополучно и ныне здравствующая Павлова?
А хотя бы и потому, что пишет Кримхильда:
Сорокалетняя тётка наблюдает растущую дочь и вспоминает своё подобное — только цинично-физиологически, что выдаёт взрослость.
Янка писала абсолютно искренние, абсолютно свои стихи в свои 22-23 года. А Павлова пишет не свои. Она пытается писать под Янку, двадцатилетнюю девчонку. При этом критики, ничего не знающие о первоисточнике, присуждают премию Павловой и в экстазе аплодируют ей. То есть, я просто хочу рассеять недоразумение. Поэтом была Янка Дягилева. А вот умелым компилятором оказалась Вера Павлова. Арутюнов считает, что Янка безнадёжно устарела, зато Павлова — птица поэтического счастья сегодняшнего и завтрашнего дня.
Но... как может устареть гениальная экспрессия? Как может устареть абсолютная искренность?
Как могут устареть никогда и никем ранее не использованные образы?
Да ещё такие !..
Мы под прицелом тысяч ваших фраз,
А вы за стенкой, рухнувшей на нас.
или это:
Я у дверного глазка, под каблуком потолка...
Янкины образы ведь абсолютно совершены. Придумать сильнее чем она — невозможно. Как это всё может устареть?! Зато как может быть современным неискренний плагиат. Как может быть современной поэтическая клоунада зрелой женщины, надевающей подростковые джинсовые лохмотья!
Как можно вообще рассуждать о современности имитации? Я этого не понимаю.
***
Эпилог из 2001 года.
Валерий Лебедев, редактор и издатель cетевого альманаха ''Лебедь'' о моём сыне:
Я хорошо знал Даню. Он был очень способный парень. Прекрасный компьютерщик. Мгновенно разбирался во всех хитросплетениях программ, ставил мне не раз и программы, и всякое железо, тут же все налаживал. Как-то расстроилась вся почта, никто не мог понять, в чем дело. Он исправил за несколько часов.
Очень много читал и интересовался философией.
Мы с ним говорил о Платоне и о Сартре. О логике Аристотеля и нейрокомпьютинге.
Как-то, обсуждая новомодные теории вроде новой хронологии Фоменко, я заметил, что тут содержится почти бесконечная глупость. Он ответствовал: “Бесконечная глупость равна минимальному уму.” Точный афоризм.
Эх, Даня, зачем ты так поспешил... Покойся с миром, талантливый человек. Мы будем помнить тебя.
Мой сын писал стихи. На английском. За неделю до смерти он написал своё последнее стихотворение. Вот строфа из него:
The glass is empty
I’ve drunk my fill
Of boring days
I took a pillСтакан пуст
Я уже своё выпил
Надоевших дней
Принял лекарство
Он ушёл из дома 27 декабря 2001 года. Сказал, что пойдёт за сигаретами. Мы его искали всю ночь. Но... его нашла полиция только утром. Он прыгнул со скалы и летел 187 футов.
Все последние дни он слушал Янку Дягилеву. Ему было 24 года. Столько же, сколько и Янке. Они останутся в этом возрасте. Даня — в моей памяти и памяти его друзей, а Янка... в памяти России. Янка ещё вернётся!
***
* “Иосиф Бродский: труды и дни”. “Независимая газета”. Москва. 1998. Составители: Петр Вайль и Лев Лосев. стр. 127.
Отвечает Дэниэл Уэйсборт, переводчик Бродского:
- Как вы оценивает его английские стихи?
- На мой взгляд, они весьма беспомощны, даже возмутительны. Он вводит рифмы, которые всерьёз, в серьёзном контексте не воспринимаются.
Дан Дорфман, «Лебедь», № 294, 20.10.2002, www.lebed.com