|
Русский
Архипелаг. В крымском подполье – 2. |
|
|
В
крымском подполье-2 Дмитрий Синица Мемуары известного подпольщика Ивана
Козлова, в которых речь шла об антифашистском Сопротивлении на полуострове в
годы Второй мировой войны, назывались "В крымском подполье". Здесь
же мы поведем речь о "Крымском подполье-2" —
"андеграунде" Крыма, начиная с 80-90-х годов прошлого, ХХ, века. "Андеграунд"
или "контркультура" — это определенный сектор культуры, который
носит некоммерческий характер; по крайней мере, по замыслу его создателей,
должен быть таковым. Он не тиражируется ни в официальных СМИ, ни
коммерческими структурами. В ценностном аспекте он противопоставляет себя
официально принятой идеологии: в СССР — так называемой
"социалистической", а на постсоветском пространстве —
"рыночной", либерально-демократической. Его следует отличать,
во-первых, от "высокой", "классической", культуры,
во-вторых — от "популярной культуры", "попсы". Главный
канал распространения поп-культуры — СМИ. Контркультура, напротив,
транслируется скорее "сетевым" методом: от одного носителя к
другому. Наиболее яркий пример — группа "Гражданская оборона",
которую возглавляет Егор Летов. Она сознательно остается вне СМИ, даже путем
преднамеренного нарушения норм политкорректности" в текстах. В этом смысле
примечательна, к примеру, композиция «Общество "Память"» (широкое
использование "ненормативной" лексики и т.п.). Разумеется, нельзя
сбрасывать со счетов известную условность границ андеграунда" и
"попсы", тенденции коммерциализации контркультуры, заимствования
элементов ее языка массовой культурой при одновременном снижении
художественных стандартов. На эту тенденцию в свое время обратила внимание
еще Янка — Яна Станиславовна Дягилева (1966-91) в композиции
"Продано". И в наши дни появляется целый пласт деятелей культуры,
которые используют творческие приемы, наработанные ндеграундом",
коммерциализируют их и переносят в сферу массовой культуры. Именно к этому
сводится, если говорить честно, "творческая" деятельность Земфиры
Талгатовны Рамазановой. Теперь
остановимся подробней на крымском "подполье", на роли, которую
сыграл Крым в истории "андеграунда" бывшего СССР, и на явлениях и
событиях, происходивших в этой сфере культуры полуострова как таковой. Роль
Крыма в формировании знаковых фигур российской контркультуры достаточно
велика. Это связано, пожалуй, с функцией "всесоюзной здравницы",
которая отводилась региону в рамках "русского проекта" его
освоения. Пользовались рекреационными объектами края, разумеется, не только
вожди пролетариата, но и их "оппоненты" из среды
"андеграунда". Полуостров
и "культовые фигуры" "Большой земли" 1980
год. Виктор Робертович Цой, учащийся ленинградского СПТУ-61 по специальности
"резчик по дереву", оказывается в Крыму. Об этом подробно рассказал
бывший в течение какого-то времени его соратником Алексей "Рыба"
Рыбин в книге "Кино с самого начала". В юго-восточной части
полуострова, а именно на пляже где-то между Алуштой и Судаком, Цой
развлекался, бросая камешки в спины загоравшим девушкам. Когда это занятие
ему наскучило, в голову пришла идея создать собственную группу. Об этом он
тут же, на берегу, поведал своим спутникам. Таковая вскоре была создана под
названием "Гарин и гиперболоиды". Так что Крым с полным правом
может считаться местом рождения этого проекта. Ну
а то, что на рубеже 1980-90-х годов произошло с "Кино", когда оно
оказалось на грани выхода из подполья и коммерциализации, — уже совершенно
другой вопрос, с полуостровом никак не связанный, затрагивающий всю
российскую музыкальную культуру. Мы полагаем, что, очевидно, Цой к процессам,
происходившим в начале 90-х, адаптироваться не смог (или не захотел). Так что
его смерть была концептуально предопределена (безотносительно к конкретным
причинам ДТП, случившегося в Прибалтике). Во всяком случае, то, что Крымское
побережье открыло Виктора Цоя как фигуру, определившую ход развития
отечественной музыкальной культуры на десятилетия вперед (идея, родившаяся
близ Судака), а Балтийское — "закрыло", — факт многозначительный и
нуждающийся в серьезном анализе. Другая
фигура, сравнимая с Цоем по влиянию, а может быть, и превосходящая его, — Яна
Станиславовна Дягилева, она же Янка. Родилась в Новосибирске 4 сентября 1966
года. Еще в школе писала стихи. Поступила в Новосибирский институт инженеров
водного транспорта, где стала членом ансамбля политической песни. В его
составе Янка объездила Новосибирскую область. Для ее творческого становления
важен апрель 1987 года, когда состоялся 1-й Новосибирский рок-фестиваль, на
котором и произошло знакомство Дягилевой с Егором Летовым. Она стала
исполнять песни под гитару и приняла участие в проекте Летова "Великие
октябри", ставшем переломным моментом в жизни Янки. Она отправилась в
Омск, где познакомилась с коллегами Егора из "Гражданской обороны".
С апреля по декабрь 1987-го они с Летовым путешествовали автостопом по
стране, как сами признавались, "скрываясь от преследований
властей". Янка и Егор находились "в бегах" до декабря,
объездили всю страну, жили среди хиппи. Они пели песни на дорогах, питались
"чем Бог послал", воровали продукты на базарах, жили в подвалах,
подземельях, на чердаках и т.д., но при любых обстоятельствах давали концерты
или, по крайней мере, присутствовали на них. Одним из первых пунктов на пути
их странствий оказался Крым. В апреле 1987 года в Симферополе состоялся
рок-фестиваль. Гости из Сибири хотя и не выступали на нем, но присутствовали,
активно общаясь с единомышленниками в кулуарах. Это общение оказало
существенное влияние на окончательное формирование Янки как творческой
фигуры. Здесь Дягилева познакомилась с "Ромычем" (Неумоевым),
который высоко оценил музыкальные способности девушки и пригласил Янку и
Егора в Тюмень. Там состоялось первое публичное выступление Дягилевой во
Дворце Культуры "Нефтяник" (24-26 июня 1988 г.). Здесь Янка и
стала, по сути дела, культовой фигурой русского рока. Итак, в движении певицы
по просторам одной шестой части Земли по маршруту
"Новосибирск—Омск—Симферополь—Тюмень…" роль столицы Крыма
исключительно велика. Это место, где Янка формируется как творческая
личность. Происходит своего рода запуск механизма самореализации звезды
русского "андеграунда". Если прибегнуть к терминологии Льва
Гумилева, можно сказать, что полуостров для Дягилевой (как несколькими годами
ранее для Цоя) стал местом "пассионарного толчка". Или
метафорически: хотя "выстрелила" Янка в Тюмени в ДК Нефтяников,
"заряд" она получила в Симферополе, в ДК Профсоюзов (улица
Киевская,113). И для Цоя, и для Дягилевой полуостров оказался местом
генерирования проектов, предопределивших всю их оставшуюся жизнь (а возможно,
и смерть). Почему
именно Крым? Позволю себе выдвинуть гипотезу, отталкиваясь от весьма удачной,
на мой взгляд, статьи Кати Пригориной в журнале "Контркультура"
(№1, 1990). Автор пишет: "Не знаю, какие импульсы преобладают в Янкином
творчестве, но иногда кажется, что она лишь добросовестно записывает
зрительные впечатления. За фантастическими строчками с зашифрованным смыслом
возникает очень определенный ряд зрительных образов, словно увиденных сверху,
с полета, с движения. Невозможно отделаться от ощущения, что ты не столько
слышишь и понимаешь, сколько видишь и оказываешься вовлеченным в воображаемое
пространство. Будь я художником, не удержалась бы и проиллюстрировала,
например, "Декорации" ("Фальшивый крест на мосту
сгорел"), хотя в такой работе оказалось бы мало самостоятельной ценности
— ввиду заданности центрической композиции и густого контрастного колорита.
Впрочем, архаичный метод иллюстрирования для Янки не годится: "На черный
день" — не картина, а динамичная смена кадров видеоклипа. А лирически-гротесковый
сюжет "По трамвайным рельсам" так и просится в параллельное кино:
готовый киносценарий с энергичной, мрачновато-интригующей завязкой,
захлебывающимся отчаянием погони в кульминации и обреченной застылостью
финала. С предельной краткостью обозначены не только зловещий, удушливый
пейзаж, предрешенность конца героев и темп развития действия, но даже резкий
монтажный перепад: "Ты увидишь небо, я увижу землю на твоих
подошвах". Сценаристу удалось стать режиссером и оператором своего
фильма…" Итак,
Пригорина на страницах журнала "Контркультура" утверждает, что
особенность текстов Янки заключается в том, что они напоминают сценарии
видеоклипов. Но ведь "клиповое" восприятие действительности, на наш
взгляд, в наибольшей степени характерно для жителей Крыма, если сравнивать их
с обитателями других регионов бывшего СССР. Собственно,
"клиповость" сознания и есть то, что, по нашему мнению, составляет
ядро феномена, который именуют "крымской идеей". Ни в Средней
Полосе, ни, тем более, в Сибири таких особенностей мировосприятия мы не
наблюдаем (или наблюдаем в незначительной степени). Похоже, что Крым зацепил
какие-то архетипы, какие-то механизмы в сознании Янки, дремавшие прежде, и,
как говорится, "процесс пошел"… Но ведь и критики, анализировавшие творчество
Виктора Цоя, приходили к сходным выводам! Вспомним, к примеру, что писали об
альбоме "Группа крови". Интересно
и следующее появление Дягилевой в Крыму в 1988 году. Здесь она знакомится с
личностью, известной в мире "андеграунда" как Ник Рок-н-Ролл. В
Симферополе его чаще называли несколько иначе — Коля Рок-н-Ролл. Речь идет о
Николае Францевиче Кунцевиче. Он родился 7 августа 1960 года в Оренбурге. В
1977-м собрал свою первую группу под названием "Мазохист".
Подвергался преследованиям властей и гонениям вплоть до ссылки. Наибольшая
известность пришла к нему после того, как в 1989 году он сформировал во
Владивостоке группу "Коба". Жизнь в Симферополе — важный этап в
судьбе этого человека. Об инциденте, случившемся здесь, Ник упоминает в
интервью, данном газете "Этажи" (№2, 1994). На вопрос "А как
ты вообще относишься к тусовке?" Н.Кунцевич в частности ответил, что
"проклинает тот день", когда "ко мне приехали волосатые. У
меня была квартира в Симферополе, и я их вписал туда жить. А потом… так
получилось". Разумеется, приехавшими "волосатыми" были не Янка
и Егор, а другие, обладающие более низкими моральными стандартами,
"подпольщики". Да и основную вину за случившееся Ник возлагает
все-таки не на своих собратьев по "цеху" хиппи, а на пишущую
братию. Главным виновником в разжигании пропагандистской кампании против него
в "городе пользы" Ник считает некоего корреспондента по фамилии
Савченко, "благодаря которому было следствие против меня в
Симферополе". Именно на берегах Салгира Колю Рок-н-Ролла пытались
привлечь к уголовной ответственности по обвинению в "пропаганде
фашизма", а когда это не удалось, поместили в областную психиатрическую
клиническую больницу на улице Розы Люксембург, 27. Там, как вспоминают
единомышленники Ника, он регулярно подвергался избиению "коричневыми
резиновыми палками". Именно
Н.Кунцевич стал одним из самых близких друзей Янки. В мифологии, сложившейся
вокруг Дягилевой уже после ее смерти, Нику отводится роль ангела-хранителя
Янки, а Егору Летову — ее злого гения, не дававшего девушке самореализовываться
и прямо или косвенно вызвавшего ее трагическую гибель. Даже самоё смерть
Дягилевой Егор ухитрился использовать для "самораскрутки", назвав
Янку "солдатом, павшим на фронте". Разумеется, его — Летова —
фронте. И снова, как в истории Цоя, Крым — место, создающее индивидуальность,
а какой-либо другой регион (в данном случае Сибирь) — физически уничтожающее. Последний
раз на полуострове Дягилева была замечена в 1989 году. Она приняла участие в
одном из рок-фестивалей во Дворце культуры профсоюзов на ул. Киевской,113.
Осталось много очевидцев этого события; более того, велись и съемки, по
большей части любительские (в том числе теми, кто делал их, так сказать,
"по долгу службы" — как пела Янка, "на то особый
отдел…"). Они не вошли в выпущенную недавно в Москве менее чем часовую
кассету "всего, что осталось от Дягилевой", хотя, как известно,
"не горят" не только рукописи, но и пленки, и было бы небесполезно
поискать их. Особый
интерес представляют бытующие в "андеграунде" Севастополя
устойчивые легенды о том, что Янка "отметилась" и во "второй
столице" Крыма. Разумеется, тогда вокруг города-героя существовал
"особый режим", но не настолько, чтобы туда нельзя было просочиться
"партизанскими тропами". Тщательному досмотру подвергались
въезжавшие в город со стороны Симферополя и Ялты автомобили и автобусы,
поезда дальнего следования, но уже пригородные электрички проверялись
нерегулярно, от случая к случаю. Так что тем, кто провел не один месяц
"в бегах", обойти блокпосты не составляло особого труда. Другое
дело, что документальными свидетельствами пребывания Я.Дягилевой в
"городе республиканского подчинения" мы пока не располагаем. Разумеется,
нельзя обойти вниманием и феномен посмертного влияния Дягилевой на духовную
среду Крыма. Речь идет о ее "персональном культе". Конечно же, он
существует едва ли не на всем "постсоветском пространстве", но на
полуострове — едва ли не отчетливее, нежели в других регионах. Как тут не
сказать о граффити — надписях на заборах, стенах домов и т.д.: "Гражданская
Оборона", "ГрОб", "Г.О." и, пожалуй, чаще всего —
просто "ЯНКА". В Симферополе подобного рода "наскальные
росписи" встречаются, быть может, чаще, нежели в других точках Крыма. Но
и в "городе пользы" можно выделить "места повышенной
концентрации" граффити. Особое место среди них занимает Неаполь Скифский
— остатки древнего городища на плато, венчающем Петровские высоты. К
слову, в местной мифологии Неаполь — территория, с которой связано изрядное
количество легенд. Одна из них — о "проклятом радиусе". Речь идет о
том, что на плато среди выжженной травы угадываются остатки фундамента
некоего сооружения. Среди горожан принято считать, будто это подножие башни,
на которой скифы приносили в жертву девственниц. ("Почему приносили? —
заметил однажды после моего рассказа знающий молодой человек. — Приносят!
Сатанисты…") Другое, более заметное строение — здание, которое в
советскую эпоху даже пытались подвергнуть реставрации. Здесь будто бы в
далекие времена некий священнослужитель не только продал дьяволу собственную
душу, но и помогал другим лицам осуществлять подобного рода сделки, являясь в
них посредником. Местом заключения договоров с князем мира сего и служило
здание с глубоким подвалом, где души грешников пребывают и по сей день. Если
соединить "дом-с-подвалом" и "башню умерщвленных
девственниц" прямой линией, то круг с радиусом, равным этому расстоянию,
и есть то самое "проклятое место". Здесь ничего не строится, не
может вступить в действие ни одно предприятие, даже ларек по продаже сигарет.
Именно в этой зоне на почве регулярно проступают знаменитые "ведьмины
круги"… Так
вот, на глухом заборе, ограждающем один из объектов городской системы водного
хозяйства, как раз на границе "мертвой зоны", и принято писать
черной краской "ЯНКА" и "ГрОб". При этом в числе поклонников
и поклонниц Дягилевой преобладают не столько те, кто мог застать своего
кумира в живых, сколько представители более молодого поколения, бывшие в
роковом мае 91-го, когда Янка утонула в реке Ине, притоке Оби, совсем еще
маленькими и, следовательно, знающие о Дягилевой лишь из ее альбомов и по
рассказам старших. При этом Янку почитают не только хиппи, но и
"яппи" — лица, обучающиеся на престижных факультетах Таврического
национального университета по специальностям "экономика", управление",
"право" и намеревающиеся делать карьеру в бизнесе и на госслужбе, а
отнюдь не "бороться за свободу". Такова роль полуострова в
формировании культовых фигур "андеграунда" "Большой
земли". Но существует ли какой-то свой — автономный — "подпольный"
мир на территории полуострова? Автономный
"подпольный мир" Не
пытаются ли какие-то "девочки с Янкой в ушах и планом в зубах"
создать какие-то свои, локальные, "полуостровные" контркультурные
проекты? Нам
известны по крайней мере две фигуры, действующие в этом направлении — Людмила
Дубовицкая в Феодосии и Александра Тарасюк в Севастополе. Что касается
Дубовицкой, то в "городе 25-ти веков" это фигура достаточно
известная. Она родилась 14 июля 1975 года, в 1998-м заочно окончила
исторический факультет Симферопольского государственного (теперь Таврического
национального) университета. Сменила не одно место работы: служила в
экологическом центре, преподавала историю в феодосийской школе-гимназии №1…
Особое место в послужном списке Людмилы Сергеевны занимает работа в
"альтернативном" театре "Парадокс". Здесь Дубовицкая
исполняла роль Розы в спектакле "Маленький принц" по А.де
Сент-Экзюпери и другие (порою по несколько в одной и той же пьесе). Заметим,
что "альтернативная" сцена — "это многих славный путь";
отсюда либо уходят в "настоящий" "андеграунд", либо, как
это чаще бывает на Западе, напротив, обуржуазиваются. Типичный пример —
Джиллиан Андерсон, начинавшая карьеру в "небродвейском" театре, но
затем бросившая пить и выскочившая оттуда в сугубо коммерческий голливудский
мир кино и телесериалов. Достаточно долго ЛСД (под такой кличкой, повторяющей
инициалы экс-актрисы "Парадокса", она известна в феодосийском
"подполье") задержалась в редакции местной газеты "Кафа",
где вела (и, кажется, до сих пор ведет) рубрики хроники православной жизни и
светских скандалов, нередко выступая в соавторстве со своей близкой подругой
Евгенией Цинклер и даже подписывая публикации не через запятую, а через
черточку: "Дубовицкая—Цинклер". Примечательно, что, когда в 1996
году отмечалось 10-летие "Кафы" и на страницах газеты публиковались
фотографии ее сотрудников, Л.Дубовицкая вместо своего изображения поместила
портрет Св. Жанны д'Арк в латах — и почти никто не заметил подмены! К слову,
самоотождествление ЛСД с Орлеанской Девой и ее попытки поместить себя в один
контекст с Я.Дягилевой (использование цитат из ее песен в своей речи, попытки
подражать стилю жизни Янки вплоть до самых специфических подробностей и т.п.)
симптоматичны. Упоминавшаяся нами Катя Пригорина в журнале
"Контркультура" (№1, 1990) писала: "На кого похожа плотная
желтоглазая тигроватая Янка? Ни на кого — или на Жанну д'Арк, девушку из
народа, одержимую таинственными голосами". Усилия Л.Дубовицкой,
направленные на то, чтобы возглавить собственный проект, продолжаются уже
несколько лет, но за рамки "города 25-ти веков" его известность
почти не вышла. Скорее всего, причиной этому являются изменившиеся
объективные условия. В СССР "русский шансон" тиражировался
государственными СМИ, если был социально ангажирован "за власть
Советов" до 1985 г. или "против" нее после 85- го,
а при отсутствии такого заказа успешно транслировался "сетевым
методом" по каналам "андеграунда". Теперь же "политически
нейтральный" "шансон" может стать обычным товаром шоу-бизнеса
(те же Алсу, Земфира и проч. в РФ), но на полуострове просто-напросто нет
такого рода индустрии. Остается либо исполнять нарочито антисоциальные,
"политически некорректные" тексты (что не без успеха делает в
России Егор Летов), либо смириться с локальным характером проекта. Сказанное
об ЛСД в полной мере относится и к А.Тарасюк. Александра (по специальности
геоэколог, дочь сотрудницы службы экобезопасности Севастополя и внучка
флотского разведчика) даже внешне напоминает Л.Дубовицкую: высокая брюнетка с
большими синими глазами. Она тоже имеет опыт работы на альтернативной"
сцене — "Театр на Большой Морской" (на самом деле он находится
вовсе не на этой престижной центральной улице города-героя, а на его окраине
— на ул. Гагарина, что на "Стрелке", в микрорайоне "Стрелецкая
бухта", в здании бывшего кинотеатра "Мир"; как видим, в
городе-герое, в отличие от Симферополя, таковой не был снесен до основанья, а
только перепрофилирован). Группа, в которой солирует Саша, также находится в
самой начальной стадии развития. Скорее всего, трудности развертывания проектов
"андеграунда" носят объективный характер. Он связан, с одной
стороны, с почти полным исчезновением политической цензуры, подпитывавшей
контркультуру в советский период, с другой — с окончательной
коммерциализацией "русского шансона". Оба фактора резко сужают
границы маневра для "девочек с Янкой в ушах". Несколько более
зримые результаты дали проекты, связанные не с созданием альтернативных"
групп, а с возведением тех или иных объектов "подпольной"
инфраструктуры или, точнее, с переоборудованием в "контркультурных"
целях строений, выполнявших ранее иные функции. Объекты
"подполья" Коль
мы заговорили об объектах инфраструктуры "крымского подполья",
разумеется, в первую очередь стоит упомянуть два "альтернативных
кафе" — севастопольский "Бункер" и "Два капитана" в
Симферополе. Первый из названных объектов находится на улице Марата, в
непосредственной близости от "Гидрофиза" — Севастопольского
гидрофизического института. Это сооружение в прошлом входило в систему
подземного комплекса укрытий штаба Черноморского флота, размещенного выше, на
горе. Если взять один из многочисленных фотоальбомов с видами города-героя, в
изобилии выходивших в советские годы, то легко обратить внимание на
следующее. Улица Марата с ее живописными лесенками (лучше сказать по-морскому
— "трапами"), парапетами и балюстрадами часто становилась объектом
внимания фотохудожников. Однако нижняя граница публикуемых снимков тщательно
выверялась сотрудниками Главлита (Главного управления по охране
государственных тайн в печати — так официально именовалось основное цензурное
ведомство СССР) таким образом, чтобы сама бронированная дверь в подземелье,
украшающая один из маршей лестницы, оставалась за кадром. То, что не попадало
в красочные фотоальбомы, и есть вход в будущее "альтернативное
кафе" "Бункер". Во время сокращения и дележа флота,
севастопольская подземная инфраструктура вышла из тени, а некоторые ее
объекты, в том числе и тот, на Марата, были приватизированы. Один из залов
подземного комплекса, в прошлом принадлежавшего ЧФ, был арендован и стал
использоваться в качестве "клуба альтернативной молодежи"
"Бункер". Это
помещение по своей конфигурации напоминает салон вагона пригородного поезда с
расположенными друг против друга деревянными сиденьями вроде тех, что
устанавливают в электричках. Причины стилизации очевидны: ездить на
электропоездах ("на собаках") — второй по популярности среди хиппи
после автостопа способ перемещения по нашей, совсем еще недавно великой и
могучей стране. Чтобы попасть в "поезд" с улицы, надо пройти
выпиленный в каменистом севастопольском грунте военными строителями подземный
ход, имеющий несколько колен. Стены его покрыты разнообразными граффити.
Можно выделить несколько тематических блоков. Прежде всего, байкерская
проблематика — изображения мотоциклов "Харли-Дэвидсон" и т.п.
Второе направление — граффити, связанные с культом сатанизма. Очень
впечатляет красочный рисунок, изображающий увенчанного нимбом святого, глаз
которого пронзает стрела, вызывая у пострадавшего обильное кровотечение.
Интересны и текстовые надписи, например, такая: "Мне не нужна женщина, а
нужно лишь ее тело!" Третий тематический пласт — стилизация росписи
древнеегипетских пирамид с портретами многочисленных богов из пантеонов
Древнего Востока, порою с теми или иными отклонениями от принятых канонов.
Эти отклонения нередко, судя по всему, связаны с теми или иными
"измененными состояниями", в которых пребывали наносившие их лица.
Впрочем, далеко не всегда своеобразие граффити на стенах севастопольского
"Бункера" — результат приема художниками наркотических веществ. Однажды
я посетил объект вместе со своей знакомой, специализирующейся в области
психологии. Она показала мне, что по изображениям можно определить
психические отклонения авторов, вызванные психотравмами, перенесенными ими во
внутриутробном состоянии, в натальный и постнатальный периоды, а также в
первые дни жизни после появления на свет. На языке специалистов это
называется нарушениями по всем четырем матрицам. Судьба
"Бункера" оказалась непростой. Он функционировал неритмично, главным
образом вследствие экономических причин. Говоря определеннее, кафе,
ориентированное только на "контркультурную" молодежь (не самый
обеспеченный слой постсоветского общества), не может приносить устойчивую
прибыль его владельцам. Оно должно либо обуржуазиться, переориентировавшись
на более широкий круг (или, напротив, более узкий, но находящийся на более
высоких ступенях имущественной пирамиды) пользователей, либо… рано или поздно
прекратить свое существование. Судя
по всему, севастопольский "Бункер" ожидает второй вариант, во
всяком случае, по состоянию на сегодняшний день (25 мая 2001 года): на
бронированных дверях висит тяжелый замок… Однако
"подполье" города-героя не сдалось. После
"Бункера" В
1999 году во "второй столице" возник "Гейзер", так называемый
"родной дом" севастопольских "неформалов". В противовес
ему на базе дискоклуба "Импульс" был создан "альтернативный
клуб" "Викинг". Оба
"контркультурных" объекта действовали только по выходным дням. Там
выступали местные севастопольские команды и, разумеется, выпивалось огромное
количество заранее принесенного с собою спиртного, взрывались косяки с планом
(в "Бункере" с этим делом было строго: внос алкогольных напитков и
наркотических веществ строжайше запрещался, "нарушителя конвенции"
немедленно вышвыривала охрана). Создатель
"Гейзера" — бывший управляющий "Бункера", некто по кличке
Громозека. Основатель "Викинга" — профессиональный барабанщик
нескольких рок-групп, известный в севастопольском "подполье" как
Dimedrol. С недавнего времени в "27-м регионе Украины" существует и
репетиционная база для музыкальных коллективов на заводе бывшего ВПК
"Муссон" (его многоэтажное здание с характерным шаром на крыше,
скрывающем локатор наведения аэродрома "Западный", в микрорайоне "Летчики",
что по дороге в Камышовую бухту, видно почти из любой точки Севастополя и его
окрестностей). Руководитель студии — Андрей "Аура",
профессиональный гитарист, музыкальный анархист и пацифист. Иначе сложилась
судьба симферопольских объектов "подполья". "Два
капитана" Что
касается "Двух капитанов", то в начале своего существования
(1997-98) они были аналогом "Бункера". Сама судьба этого здания на
проспекте Кирова около моста через Салгир симптоматична. Она, как в зеркале,
отражает эволюцию нашего общества. В прошлом здесь размещалась городская
баня, вошедшая в "большую русскую литературу". Среди моряков наших
дней популярен роман московского автора Анатолия Азольского "Затяжной
выстрел". Это произведение о буднях ЧФ 50-х годов ХХ века сравнивается
многими с "культовым" произведении о царском флоте —
"Капитальным ремонтом" Леонида Соболева. Азольский параллельно
изображает злоключения не понятого начальством лейтенанта ЧФ Олега Манцева и
директора симферопольской бани, также впавшего в немилость вследствие своих
новаторских приемов ведения хозяйства, чем пытается доказать — порою весьма
остроумно! — что "система" всегда отвергала тех, кто пытался играть
по своим правилам, а не следовать общепринятым. К слову, одной из
"фронтовых подруг" Манцева, согласно роману, оказывается девушка по
прозвищу Дюймовочка, артистка Симферопольского театра кукол. Так что образ
"актрисы театра "Парадокс"" не столь нов, как может
показаться на первый взгляд… В
"безумные девяностые" в бане расположилась штаб-квартира
коммерческой организации "Импэкс-55-Крым", субсидировавшей
Республиканское движение Крыма и лично первого (и последнего) президента
полуострова Юрия Мешкова. Когда
игры в "региональную идею" окончились, в бывшей бане создали
контркультурный клуб. Его название обычно связывают с "культовым" фильмом
"Два капитана-2", в котором участвовали Борис Гребенщиков и другие
резонансные фигуры "старого" русского рока. Формально картина
являлась экранизацией известного романа Вениамина Каверина "Два
капитана", однако по сути явилась самостоятельным, относительно слабо
связанным с литературным первоисточником произведением. Оформление
"2К" было выдержано во "флотском стиле": имитация
стальных клепаных переборок, подволоков, трапов и т.п. Интерес представляли и
граффити. В отличие от севастопольских, они размещались не в переходе,
которого фактически нет — зал через небольшой тамбур соединен прямо с улицей,
— а в основном помещении. Тематика росписей на стенах напоминает иллюстрации
к учебнику по гражданской обороне (возможно, аллюзии на летовскую группу "ГрОб"):
огненный шар ядерного взрыва с аппетитным черным грибочком над ним,
деформирующиеся стальные и бетонные конструкции в "очаге поражения"
и над всем этим — нетронутая белокаменная башня симферопольского
железнодорожного вокзала (проект академика архитектуры А.Н.Душкина, 1952 г.,
вершина "сталинского классицизма") с черными стрелками часов на
фоне "левого" (по сравнению с каноническим "звериным
кругом") Зодиака. Когда мы говорим, что зодиакальные созвездия на стене
не совпадают с общепринятыми, мы имеем в виду отнюдь не
"самодеятельность" "подпольщиков" Симферополя (они
перенесли рисунок циферблата местного "Биг Бена" без изменений), а
проект самого сталинского академика, достаточно вольно проинтерпретировавшего
небесный круг при создании своего детища. Что
же символизирует высящаяся среди огненно-дымного хаоса белокаменная башня в
граффити "Двух капитанов"? Символ бессмертия "симферопольской
идеи"? Первоначально
"Капитаны" были весьма демократичны: символическая цена входного
билета, дешевое пиво и другие продукты, которые можно пить или которыми можно
закусывать… Однако законы экономики берут свое. "Два капитана"
"обуржуазились". Входная плата (на май 2001 г.) выросла до 7
гривен, что по меркам "подполья" немало. Посетителям ставят на
тыльную сторону ладони штампик "2К" специальной краской, светящейся
в ультрафиолетовом излучении. Выросли и цены в баре. Рядовой вечер здесь
обходится в среднем в 20 "условных единиц", что по провинциальным
масштабам немало. В "Капитанах" нередко можно увидеть далеких от
"подполья" людей, таких как, к примеру, Сергей Велижанский-младший,
сын (уже экс-) вице-премьера крымского правительства, и др. Рядом с основным
помещением разместился бильярдный зал. Согласитесь, что трудно себе
представить хиппи или панка с кием в руках! Современные "Два
капитана" — скорее буржуазный клуб, в который приходят целыми семьями
респектабельные господа, хорошо одетые дамы и избалованные детишки. Остатки
тех, кто появлялся в "2К" прежде, встречаются там порою и ныне, но
они теряются среди представителей других социальных групп. После
трансформации "Капитанов" в Симферополе отмечались попытки создания
других "контркультурных" объектов. С некоторого времени функционирует
"Фараон" на улице Беспалова, неподалеку от комплекса общежитий
Таврического национального университета. Чем закончится судьба этого проекта,
пока, на наш взгляд, говорить преждевременно. Удаленность от центра города и
близость к студенческой среде, возможно, приведут к тому, что внешне он не
будет выглядеть столь буржуазно, как "2К". Есть
и еще один, совсем новый объект под названием "База №1".
Принципиальная установка его создателей — не давать широкой рекламы ни на
радио и ТВ, ни в газетах или через афиши. О "Базе" оповещают
"сетевым" путем. Как выразился один из организаторов проекта,
"я не хочу, чтобы приходили разные бычары с цепями". Даст ли такая
установка позитивные результаты, покажет время. На
роль "контркультурного клуба" Симферополя претендует и недавно
созданный "Гэлэкси" (Galaxy) на Киевской, 86, но сама форма подачи
информации о нем — через огромные придорожные рекламные щиты с англоязычной
надписью (таксисты читают ее как "Галахай") — свидетельствует: к
"подполью" "Galaxy" имеет достаточно отдаленное
отношение. Он, скорее всего, станет буржуазной "точкой" с той или
иной мерой стилизации под каноны "андеграунда". Скажем
несколько слов о группах, работающих на объектах "подполья". Если
говорить о местных, то это прежде всего "Небритые яблочки",
достаточно способная, хотя и не лишенная элементов провинциализма команда.
Что касается деятелей рок-культуры из других городов Украины, следует
отметить группу "Король и шут" из Днепропетровска. Она считается
достаточно качественной, не уступающей по уровню известным российским
командам, как "новым", так и "старым" (тому же
"Наутилусу помпилиусу"), но "нераскрученной". Этим
объясняется, помимо прочего, относительно невысокая цена билетов на
выступления "Короля…". Если существующие тенденции сохранятся,
"Короля и шута" ожидает неплохое будущее. Особое
место в рамках рассмотрения темы "объекты "крымского
подполья"" занимает так называемый "Казантипский проект".
Речь идет о попытках использования площадки недостроенной Крымской АЭС для
проведения контркультурных мероприятий "всеэсэнговского" масштаба. Первые
акции на несостоявшейся электростанции имели достаточно широкий резонанс. Не
обошла внимание пресса многочисленные случаи травматизма зрителей, в том
числе и со смертельным исходом (падения со стрелы крана и тому подобные
"веселенькие" события, нередко вызванные приемом наркотических
веществ). Впоследствии, под давлением ряда обстоятельств (экономического,
политического и иного свойства), требующих особого рассмотрения, акция
переместилась в район Судака с сохранением прежнего наименования
("Каzантип" — через латинское "Z", возможно, по аналогии
с "Zемфирой"). Разумеется, был утрачен неповторимый колорит:
мрачные недостроенные и полуразрушенные залы, напоминающие сцены
кульминационных разборок в голливудских фильмах. Впрочем, не
"киношная", а "взаправдашняя" разборка тут один раз имела
место. На территории КрАЭС решался конфликт внутри "банды Бабака",
одно время наводившей ужас на Приазовское побережье полуострова. Дискуссия
кончилась для главаря шайки не столь благоприятно, как он, очевидно,
рассчитывал. Наконец, материальные следы контркультуры на крымской земле —
так называемые "стены памяти". "Стены
плача" Граффити,
посвященные тем или иным "культовым" фигурам "подполья"
(той же Я.Дягилевой), разбросаны практически по всей крымской земле. Однако
лишь Виктор Цой удостоился персональных "стен плача", адресованных
почти исключительно ему. В Симферополе "стена памяти Цоя"
существовала до середины 1990-х годов. По иронии судьбы, она появилась на
улице Ивана Козлова, автора крайне спорной книги "В крымском
подполье(-1)", повествовавшей о движении Сопротивления нацизму в годы
оккупации Крыма (1941-44). Теперь на улице, названной в честь героя первого
крымского подполья, появился объект второго… Граффити, отражавшие культ личности Вити,
наносились на капитальную стену симферопольского Центрального рынка, в районе
пересечения улицы Козлова с проспектом Кирова и Севастопольской. Место наибольшей концентрации "цоевских
росписей" оказалось по соседству с капитальным зданием храма Украинской
Православной Церкви (Киевского Патриархата). Интересна история самого этого
строения. Оно представляет собой капитальный двухэтажный дом в стиле того же
"сталинского классицизма", что и симферопольский железнодорожный вокзал,
с массивными каменными колоннами. В 1950-е годы в нем размещался штаб авиации
существовавшего тогда Таврического военного округа (ТАВО). После его
ликвидации здание оказалось в ведении Симферопольского высшего
военно-политического училища (СВВПУ), готовившего замполитов для
многочисленных стройбатов Страны Советов. С ликвидацией последней комплекс
бывшего СВВПУ поделили между собой различные организации, а самый лакомый
кусочек — "Дом с колоннами", бывший штаб ВВС — оказался у
Симферопольской и Крымской епархии УПЦ (КП), которую не все считают
канонической церковью. В мае 2001 года Верховная Рада Автономной Республики
Крым приняла решение о "безвозмездной передаче" строения УПЦ (КП)
сроком на 50 лет. Единственным депутатом, голосовавшим
"против", оказался Олег Родивилов, активист Русской общины Крыма и
функционер здешнего Русского культурного центра (с 2001 года — директор
Крымского представительства Фонда «Москва — Крым». — Ред.). Под боком у храма
один за другим появлялись лозунги, восхвалявшие языческого идола, которым
де-факто после смерти стал В.Цой, наносились его портреты, выполненные
красками, цветными мелками и в другой технике, порою на весьма высоком
художественном уровне. В каждую годовщину смерти лидера группы
"Кино" здесь собирались многочисленные тусовки, звучали его песни,
как в записи, так и исполняемые самими фанатами под гитару, тоже порою
неплохо… Однако постепенно рынок разрастался. Поглотить христианский храм
(пусть и считаемый кое-кем "раскольничьим") ему оказалось не под
силу, а вот языческое капище "культа Цоя" он стер с лица земли. На
месте былой "стены плача" ныне многочисленные ларьки и лотки.
Впрочем, сейчас местные власти, возглавляемые спикером все той же Верховной
Рады АРК, что легитимировала передачу экс-штаба ВВС Киевской Патриархии,
Леонидом Грачом, похоже, взялись за наведение порядка в столице автономии
"всерьез и надолго". К примеру, вещевой рынок перенесен на место
бывшей автостоянки напротив бывшей "стены Цоя". Глядишь, и ларьки с
лотками денут куда-нибудь. Доступ к стене Центрального рынка вновь станет
свободным, и тогда парадоксальным образом — благодаря коммунисту Л.Грачу со
товарищи — "языческий храм Цоя" обретет вторую жизнь… А пока глобальной "стены плача" по
"нашему Вите" в Симферополе не существует. Есть лишь ее сегменты,
разбросанные в разных частях города. Наиболее крупный замечен на набережной
Салгира, в месте ее пересечения с улицей Толстого (неподалеку от забора,
защищающего задний двор республиканской клинической психиатрической больницы,
где проходил некогда курс лечения Ник Рок-н-Ролл, он же Н.Кунцевич). Если
власти затянут наведение порядка на Козлова, "пятачок" на
Набережной, быть может, превратится в симферопольскую "стену Цоя"
№2. Зато в Севастополе, многие обитатели
которого считают своей город "второй столицей" края и, уж точно,
"первой столицей" крымского "андеграунда",
"капище" сохранилось на прежнем месте. Оно находится на
Историческом бульваре, вблизи Панорамы и памятника руководителю инженерной службы
в годы первой обороны города (1853-56) генералу Тотлебену. Граффити
наносятся, к счастью, не на стены Панорамы и не на фундамент монумента
славному военному инженеру, а всего лишь на стену, защищающую с тыла комплекс
сооружений Севастопольского гостелерадиокомитета. Именно здесь сейчас отмечается
наибольшая в Крыму концентрация граффити, посвященных основателю
"Кино". В глаза бросаются стандартные лозунги "Цой — наш
Бог!", портреты Виктора Робертовича и проч., к чему за 11 лет после его
гибели в ДТП мы все уже порядком попривыкли. Однажды зимой 2001 года, проходя
со своей знакомой по Историческому бульвару, автор этих строк заметил в
наборе надписей нечто оригинальное. "Витя, мы бы хотели умереть, как
ты!" — прочитал я и заметил спутнице: "Пожалуйста — автобусов еще
много!" Сейчас, после того, как в марте 2001 года московский мэр передал
севастопольским властям три новых ЛИАЗа-5256, я бы сказал немного по-другому:
"Пожалуйста — Лужков еще три автобуса подарил! Врезайся — не хочу!"
Итак, когда мы говорим о материально
выраженных культах резонансных фигур контркультуры "большой земли",
речь идет в основном о Цое. Есть надписи "ЯНКА", но их не так
много. Не потому, что Дягилеву помнят и любят в Крыму меньше. Просто любовь к
ней и преклонение перед нею, скорее, живет в наших сердцах. А встречаются ли на полуострове проявления
культа не российских, к примеру, англоязычных деятелей рок-культуры, таких
как, скажем, Курт Кобейн, Джим Моррисон, Дженис Джоплин и т.п.? Есть ли в Крыму культ англоязычной
контркультуры? Следы культов не русскоязычных групп и
исполнителей в Крыму практически не отмечены. Скорее всего, речь идет не о
региональном явлении, но феномене, свойственном практически всем
русскоговорящим регионам. Нам кажется, что еще с 80-х годов ХХ века произошло
отторжение англоязычного рока как такового русской средой. Разумеется, многие знают, что существовала
такая Дж.Джоплин, кое-кто ее слушает, а отдельные специалисты даже сравнивают
с Янкой. Но имени "Дженис" на стене не напишет никто (были замечены
лишь редкие примеры нанесения на заборы названия группы "NIRVANA" и
имени ее основателя Курта Кобейна с указанием даты его смерти). Скорее всего, русская контркультура
ориентируется прежде всего на тексты. Русские тексты не могут быть переведены
на другой язык без потери смыслов. Точно так же иноязычные слова тех или иных
композиций даже при стопроцентном знании языка оригинала русскими слушателями
воспринимаются неадекватно. Дело в том, что у русских носителей контркультуры
существует свой оригинальный набор ассоциаций, отличный от имеющегося у их
англоязычных единомышленников. Вот почему английские тексты у русских
слушателей не вызывают тех чувств и мыслей, которые должны бы вызвать по
замыслу авторов, и, наоборот, вызывают не предусматривавшиеся. К примеру,
одна из знакомых автора неоднократно слушала композицию Джима Моррисона
"Blue Cars" и охарактеризовала ее как "что-то про
ментов". Она провела аналогию между этим текстом и фрагментом из песни
Янки "По трамвайным рельсам": "…пока по нам проедут серые машины…"
Но у нас нет совершенно никаких оснований полагать, будто лидер "The
Doors" имел в виду именно полицию. Как известно, в США полицейские
автомобили красят в синий цвет лишь в Нью-Йорке и еще двух-трех местах.
Наиболее распространенные цвета — белый (с синей полосой) или черный с белыми
дверями, капотом и багажником (штат Калифорния). Итак, когда мы говорим о "крымском
подполье", речь идет прежде всего о русской субкультуре. Влияние
англоязычного "андеграунда" на отечественный незначительно. Другая проблема, которую нельзя обойти стороной,
— отношения "контркультуры" с так называемым "социальным
роком", активно поощрявшимся "перестройщиками" на протяжении
почти всего периода "горбачевщины" (1985-91). Подполье и "социальный рок" В российской литературе буквально общим
местом стали пассажи, противопоставляющие "подполье" (та же Янка
Дягилева, Александр Башлачев, отчасти Виктор Цой и др.), с одной стороны, и
пресловутый "социальный рок", который буквально вбивался в головы
жителей Страны Советов благодаря телепередачам типа "Взгляд" — с
другой. Разумеется, искушение воспользоваться мощным протестным потенциалом
"подполья" для подпитки хиревших буквально на глазах программ,
проходивших под лозунгами "Больше демократии, больше социализма!" и
т.п., было велико. Именно в таком контексте пытались
интерпретировать призыв Цоя "перемен, мы ждем перемен!". К
сожалению, самая эффективная попытка подобного "передергивания
карт" оказалась в той или иной степени связанной с Крымом. Речь идет о
печально известном фильме режиссера Сергея Соловьева "Асса".
Прискорбно, однако местом действия сего ура-перестроечного сюжета избрали
полуостров, причем не "по умолчанию", как это обычно делалось в
советском кинематографе, а "по оглашению". В картине прямо
называются Ялта и Симферополь. Впрочем, если бы их и не называли, зритель
опознал бы родные пенаты по тем или иным "знаковым" объектам,
заметным в кадрах. Единственный "ляп" кинематографистов — эпизод,
якобы случившийся на ипподроме столицы полуострова, ликвидированном задолго
не только до момента съемок кинофильма (1987), но и до заявленного времени
действия происходящих в нем событий (конец пребывания у власти в стране
Л.Брежнева). В действительности, место проведения конных ристалищ Симферополя
в районе Севастопольского шоссе перестало существовать еще в 1950-е годы.
Некоторое время памятью о нем служило название улицы "Ипподромная",
вскоре переименованной в "Крымских партизан" (удивительно, что не
"подпольщиков") и застроенной "хрущевскими пятиэтажками".
Самая политически "груженая" сцена
"Ассы" происходит, правда, не на несуществующем ипподроме, а в
рок-клубе. На место "мальчика Бананана", убиенного по приказу
мафиози Крымова (эту роль блестяще исполнил актер Станислав Говорухин,
впоследствии сочинивший книгу "Великая криминальная революция" —
видно, хорошо знал, о чем пишет — и ставший народным депутатом
Государственной Думы РФ), приходит новый вокалист. Его играет Виктор Цой. Он
исполняет композицию "Мы ждем перемен", которая, будучи помещенной
в контекст сюжета картины, воспринимается как политическая "агитка"
в пользу "перестройки", хотя сам лидер "Кино" никакого
социального смысла в свой сюжет не вкладывал. Что же касается не "общесоюзной"
политики, а местной, "полуостровной", то попытки политизации
"русского рока" отмечались и здесь, хотя носили уж вовсе курьезный
характер. Классический случай некрофилии Помимо упоминавшихся нами объектов
посмертного культа — Янки и Цоя — в России был еще один рок-музыкант и
вокалист, умерший не своею смертью и благодаря этому получивший неплохой
рейтинг. Речь идет об Игоре Талькове. В отличие от Дягилевой, захлебнувшейся
в холодный водах бурной сибирской реки при полном отсутствии свидетелей и
невыясненных обстоятельствах, и основателя "Кино", который направил
своего "москвичонка" на автобус на пустынном "утреннем
шоссе", лидер "Спасательного круга" буквально воспринял Янкин
завет — "коммерчески успешно принародно подыхать". Смерть Талькова
случилась 6 октября 1991 года на большом концерте и увеличила популярность
певца. Кроме того, не в пример предшественникам, автор песен о России
"отметился" на почве "русской идеи", освятив своим
присутствием одно из мероприятий НПФ "Память" Дмитрия Васильева
(Летов только пел о "Памяти", но на их сэйшенах замечен не был).
Впоследствии Тальков, правда, публично отмежевался от "васильевцев",
но слово не воробей… От "мешковцев" отмежеваться он уже не мог, как
говорится, по независящим от него обстоятельствам (собственная смерть). Дело
сохранения памяти "нашего Игоря" взяла в свои крепкие руки Людмила
Михайловна Мешкова, будущая первая леди Крыма, а тогда "всего лишь"
супруга лидера РДК. Она собрала вокруг себя инициативную группу мальчиков,
девочек и тетушек, озабоченных проблемой, и принялась действовать. Мешковой
удалось сыграть на определенных личных струнах Юрия Андриященко. Этот очень
талантливый молодой человек окончил "кулек" — Симферопольское
училище культуры — по специальности "режиссер". Там он прославился
дипломной работой — постановкой интересного постмодернистского спектакля, в
котором размывается граница между условностью и реальностью, сценой и залом и
т.п. Выпускник "кулька", незатребованный "академическими"
театрами, вынужден был служить в РДХТ — Республиканском доме художественного
творчества Министерства образования Крыма на улице Менделеева (напротив дома,
где жил мятежный комкор Валерий Кузнецов). К слову, в 1930-е годы в будущем
РДХТ размещался клуб работников ГПУ—НКВД, после 1954 года — украинский театр,
а ныне крымско-татарский. Резко выраженный русский патриотизм и даже
национализм Юрия причудливым образом совмещался в его сознании с вожделением
по мертвой Мэрилин Монро, которую в реальной жизни Юрий отождествлял с живой
Надеждой П., работавшей лаборанткой в одном из симферопольских вузов
(вообще-то у Андриященко имелась и "настоящая" girl-friend некто
Оля, которой в этой ситуации не позавидуешь: сердце Юрия разрывалось между
нею, Мэрилин и Надеждой П., как правило, не в пользу Ольги…). Себя Юра
настойчиво ассоциировал с Тальковым. Мать молодого режиссера, Инна
Григорьевна Андриященко, входила в число близких подруг Л.Мешковой
(впоследствии это даже помогло ей стать помощницей "на профессиональной
основе" депутата ВР Крыма от блока "Россия" Марии Евгеньевны
Поддубной). Она рассказала спутнице жизни крымского "юриста №1" об
интересах сына, и та взяла под свою опеку вечера памяти певца, которые
Ю.Андриященко начал проводить в РДХТ. Политической акцией, как того хотела бы
Мешкова, они не стали. Мероприятия привлекали в основном тот пласт, который я
бы назвал "тальковскими девушками". Они приходили, одетые в черное,
с огромными серебряными и золотыми крестами на груди. К ним более всего
подошла бы приписываемая А.Жданову характеристика Анны Ахматовой: "то ли
блудница, то ли монашенка". К слову, такой тип женщин, очевидно,
характерен для России в целом и для Крыма в особенности. Существует книга
воспоминаний писателя Анатолия Миндлина "Необыкновенные
собеседники". В 1920-е годы автор путешествовал по краю, надолго
задерживаясь в его восточных частях. Он был дружен с Максимилианом
Кириенко-Волошиным, немало сиживал в феодосийских богемных кафе. Там ему
часто встречались особы подобного типа, которых задолго до Жданова Миндлин
окрестил "блудливыми монашенками". Что ж, ничто не ново под луной.
Модернистская поэзия начала ХХ века — футуристы, имажинисты и проч. —
являлась в значительной степени аналогом нынешнего "андеграунда"…
Итак, на "тальковских вечерах" в Симферопольском РДХТ собирались
"девочки-в-черном". Ни малейшего отношения к "русской" и,
тем более, "русско-крымской" идее, как ее понимала Людмила Мешкова,
эти "полумонашенки" не имели. Их личный культ Талькова носил
специфический, скажем прямо, сексуально окрашенный, характер, фактически
являясь "зеркальным" — "женским" — вариантом
андриященковского влечения к "мертвой Монро". Одна из "черных
девушек" в личной беседе аффектированно призналась, что, знай она о том,
что произойдет, то полетела бы в Москву, подстерегла Талькова где-нибудь на
лестнице, толкнула, чтобы он упал и сломал руку, словом, сделала бы все, лишь
бы он не пошел на тот фатальный концерт… Как говорится, комментарии излишни:
диагноз ясен. Все кончилось, разумеется, тем, чем и должно было кончиться.
Юрий Мешков стал президентом, но ненадолго. Теперь он и его "лучшая
половина" обитают в Первопрестольной. РДХТ перевели в здание
Министерства образования Крыма, а его сотрудники читают учащимся лекции о
вреде СПИДа и других полезных вещах. Капитальное здание на ул.Менделеева
занял татарский театр. Мария Поддубная больше не депутат, а Инна Андриященко,
следовательно, не помощник депутата. Что касается ее сына, то он, не
реализовавшись как театральный режиссер, окончил Таврический экологический
институт по специальности "менеджер" и работает в одном из
симферопольских банков (не на самой высокой должности). О судьбах Надежды П.
и Ольги нам ничего не известно. Одним словом, sic transit gloria mundi. О мертвых мы,
пожалуй, сказали достаточно. Есть ли на крымской земле культ живых,
современных представителей и представительниц "русского шансона"?
(Таким словом в западной критике в последние годы стали именовать всех представителей
русской песенной культуры — от крайних проявлений "андеграунда"
вроде Янки до откровенной попсы наподобие Алсу, включая, разумеется, и
"переходные" фигуры типа Земфиры. "Подпольщиков" это,
понятное дело, крайне возмущает, но термин удобный. Почему бы и нам не
воспользоваться им, разумеется, в сугубо рабочих целях, не претендуя на
глубину обобщений?) Немного о живых Культовая фигура №1 современного
"русского шансона", разумеется, Земфира Талгатовна Рамазанова. Вне
всякого сомнения, круг ее поклонников и поклонниц на полуострове достаточно
велик. Это проявилось в ходе концертов Земфиры в 2000 году в Ялте, но
особенно в Симферополе (на стадионе "Локомотив") и Севастополе (на
стадионе Военно-морских сил Украины, бывшем ЧФ). Инцидентов, подобных
печально памятному якутскому, когда фанаты Земы передавили друг друга, к
счастью, не произошло. Возможно, предотвратить их помогли чрезвычайные меры
безопасности, предпринятые властями. К примеру, на флотском стадионе
сотрудников милиции и военнослужащих было едва ли не больше, чем слушателей.
Земфиру с большим трудом можно было разглядеть за несколькими плотными
шеренгами "краповых беретов". Тем не менее и живые, и мертвые
представители "андеграунда" и смежных с ним секторов культуры
оказывают очень важное влияние на социокультурную среду края. "Свои" и "чужие" Главное значение ценностей
"подполья", в том числе и его знаковых, символических фигур, —
способствовать самоидентификации, распознаванию "своих" и
"чужих". Типаж "девочки с планом в зубах и Янкой в ушах"
достаточно распространен. Другие элементы подобного образа могут носить
факультативный характер, но и они важны. Не последнее место отводится
посещению "культовых" для "подпольного" мира мест. Одно
из них — древнее городище Мангуп, расположенное неподалеку от Бахчисарая.
Считается, что этот археологический памятник относится к числу "точек с
высокой энергетикой", а с него достаточно часто наблюдаются аномальные
явления, в том числе НЛО (что вполне возможно, если учесть то количество алкоголя
и марихуаны, которое употребляется теми, кто разбивает здесь палаточные
лагеря). Кому же противопоставляют себя девушки с Мангупа, с косяком в зубах,
гитарами наперевес и плеерами в ушах, время от времени поднимающие голову к
небу и наблюдающие там "неопознанные летающие объекты"? Ответ
однозначен: "москалям". Имеются в виду не этнические русские и даже
не милиционеры (по фамилии генерала, некоторое время возглавлявшего ГУМВД
Крыма, а затем переведенного в Днепропетровск; с недавнего времени он возглавляет
госадминистрацию Закарпатской области, откуда, собственно, и родом).
"Москаль" — это человек, прибывший на полуостров извне, причем
совершенно не обязательно из Первопрестольной (просто таковых в силу понятных
причин больше). Он может оказаться приезжим из Киева, Львова и даже вовсе не
из крупного города. Как правило, это человек с большими (по крымским,
разумеется, меркам) деньгами, делающий демонстративные траты. Он
пренебрежительно относится к ценностям, принятым в молодежном сообществе
края, и при этом совершенно не владеет знанием о региональных природных
особенностях. "Москаль" может пойти в кедах через карровое поле или
сесть в шортах на куст держидерева. Более того, он сознательно наносит ущерб
местной природе, игнорируя последствия. Как сказал один из представителей
"андеграунда", "неважно, откуда он приехал, важно, как себя
ведет. "Москаль" — это тот, кто стирает свои грязные трусы и носки
в чистом горном водопаде, водой которого питается вся долина. Таким мы
разъясняем на понятном им языке…" Как правило, у такого рода чужаков
отмечается избыток оборудования и туристического инвентаря и наличие дорогих,
но вовсе не нужных в конкретной ситуации предметов. Лишить приезжих излишка
не нужного им имущества обозначается фразеологизмом "умыть москалей"
и считается в "подполье" не только допустимым, но едва ли не
"делом доблести, чести, геройства". Вспоминается, как Людмила
"ЛСД" Дубовицкая во время совместной с автором этих строк прогулки
по Феодосии увидела здание с табличкой "МИТНИЦЯ" (ТАМОЖНЯ — укр.) и
скаламбурила: "Мытница — это место, где умывают москалей". Таким
образом, "региональное сознание", то есть идентификация себя именно
как крымчан безотносительно этнической или социальной принадлежности (да,
многие "москали" не относятся к обездоленным слоям общества, но не
все; "по-москальски" может вести себя и не богатый), если где-то и
существует вообще, то лишь в "андеграунде"! Уж во всяком случае не
в среде преподавателей географии, предельно высокомерно относящихся к
ценностям реальной молодежи. Итак, сегодня "подполье" — реальность.
Но есть ли у этой субкультурной среды будущее? Есть ли у "подполья" будущее? Григорий Шестаков писал, цитируя известный
текст Янки Дягилевой: ""Коммерчески успешно принародно подыхать, о
камни разбивать фотогеничное лицо, просить по-человечески, заглядывать в
глаза добрым прохожим. О, продана смерть моя…" Странно, что строки эти
написаны и спеты много лет назад. Сейчас они могли бы быть циничным рецептом
для начинающих продюсеров. Неудобная мысль лезет в голову: а если бы… И как
бы сейчас сравнивали. (…) Земфира, Чичерина, "женский" рокопоп.
Клипы… Невозможно!" Ну почему же, ответим мы. Очень даже
возможно! Очевидно, этого почему-то не хочется Г.Шестакову, но доживи
Я.Дягилева до наших дней (сейчас ей и 35-ти не было бы — самый расцвет для
актрисы!) она, скорее всего, "обуржуазилась" бы, вошла в мир
коммерческого шоу-бизнеса, с теми или иными элементами скандала, конечно…
Впрочем, скандальность — неотъемлемая составляющая этого мира (вспомним Земфиру Рамазанову). Вообще, в постсоветской
критике едва ли не общим местом стало заявлять о принципиальной
невписываемости Янки (и остальных преждевременно ушедших из жизни
"подпольных" фигур — А.Башлачева, Д.Селиванова и др.) в массовую
культуру. Вот еще одна характерная цитата, на этот раз из И.Мальцева:
"Это ныне они (оставшиеся в живых деятели русского рока. — Д.С.)
пытаются собрать до последнего колоска стадионную жатву. Клубные команды на
стадионе. Смешно, как "АукцЫон" на Уэмбли. Янка Дягилева стадиона
не соберет. Это факт". Факт скорее в обратном. Земфира стадионы
собирает. Разумеется, она не Янка. Но живи З.Рамазанова на 10 лет раньше,
когда известные органы не позволили бы исполнить композицию "СПИД"
на стадионе, не радикализировалась ли бы Зема и не сочинила бы нечто вроде
Янкиного "Я повторяю десять раз, и снова…" ("Печаль моя
светла")? И наоборот, доживи Дягилева до сегодняшнего дня, когда ей
пришлось бы работать на стадионах, разве она не скорректировала
"Печаль…" убрав из нее выражение на букву "х"? Любит ведь
повторять Л.Кучма: "Як кажуть росiянi, "точка зрения определяется
местом положения"!" Случаи "обуржуазивания" панков
часты и на западе, например, в США. Другое дело, что за океаном культура
носит в основном не аудиальный, а визуальный характер. Проще говоря, как и
для Ульянова-Ленина, "основной вид искусств" для американцев — кино
(а теперь еще и телевидение). Обуржуазиться там легче всего через каналы
Голливуда. Это блестяще доказала Джиллиан Андерсон. В юности она была
вокалисткой панк-группы, пила и принимала наркотики, а в 14-летнем возрасте
даже служила на побегушках у главаря одной из молодежных шаек (бегала за
сигаретами и пивом для него). И что же? В 21 год перестала пить и
"забивать косячок", остепенилась и стала звездой, исполнив главную
роль в телесериале "The X-Files". В России и странах СНГ кино и
телевидение пока "лежат", так что актрисам театров
"Парадокс" нелегко "выйти в люди", сыграв какую-нибудь
Каменскую: там "все схвачено". Вот и остается путь "девочки-скандала"
— через стадион (по возможности без жертв среди зрителей, как то произошло в
Якутске). Разумеется, нельзя сбрасывать со счетов
наличие у нынешнего "буржуазного" общества временных пределов его
существования. В мире появилось "антиглобалистское" движение. Его
лидеры, если оно продолжит развиваться так же динамично, как до недавнего
времени, вряд ли избегнут соблазна использовать в своих целях протестный
потенциал "андеграунда". Однако парадокс заключается в том, что
ангажированность "антибуржуазным" движением и есть одна из
конкретных форм "обуржуазивания". "Антибуржуазность" —
тоже товар! Это было доказано модернистами начала ХХ века, явившимися во
многом предтечами нынешнего "подполья". Контркультура рубежа ХХ-XXI веков — в
значительной степени повторение (на новом витке исторической спирали) того,
что происходило в русской культуре столетием раньше. "Подполье" в
условиях существования звукозаписывающей и звуковоспроизводящей аппаратуры —
аналог модернистской поэзии (символизм, футуризм, акмеизм, имажинизм и т.п.)
в период, когда основным носителем информации выступал печатный текст. Роль
Крыма в развитии "андеграунда" во многом аналогична той, которую
сыграл край для того, что в советской печати называли "декадансом".
Вспомним, где проходили "тусовки"
Серебряного века русской культуры, роль "дома Волошина" и т.д.
Известно и то, чем завершилась эпоха модернизма в России. Один из самых ярких
его представителей — кубофутурист Владимир Маяковский —
"обуржуазился" в той форме, в какой это было возможно в СССР, то
есть был ангажирован коммунистической пропагандистской машиной и процветал
материально (его личная трагическая судьба отношения к проблеме не имеет:
суицид "агитатора, горлана, главаря" никак не отразился на той
социальной функции, которую весьма успешно выполняли его произведения). Те же,
кто отказался следовать по этому пути, маргинализировались и оказались
выдавленными из "большой литературы". Произойдет
ли так и на сей раз? Скорее всего, да. Наша задача — наблюдать за развитием
процесса, а Крым — весьма удобный полигон для такого рода наблюдений. |
|
|
|
|