|
Виктор Чаплыгин (КАЛИНОВ МОСТ) |
|
|
Познакомились мы в Новосибирске, году в 84-85-м, у нас
тогда как раз развивалось всякое рок-клубовское движение; и на этих тусовках,
собственно говоря, мы и сошлись, где-то в какой-то квартире у одной девушки –
там и познакомились, во время приезда Саши Башлачева. С ним-то она
самостоятельно познакомилась, там ведь не было такого, что кто-то его привез,
– была большая такая тусовка, в эти моменты все как-то собирались… Он два
раза приезжал; один раз приехал такой веселый, на подъеме, написал много
песен, со всеми тусовался. А во второй раз, в 86-м – такой мрачный… А Янка тогда
не фигурировала как певица; знали люди знакомые, что она пишет что-то, и все.
Только в году 86-87-м она стала выступать. Ну, вот сколько раз с ней встречался, – никогда не было никаких неприятных ощущений, очень хороший, коммуникабельный человек. Ни разу такого, чтоб чего-то не то – всегда открытая, жизнерадостная, улыбается, смеется, шутит. Разговоры были о музыке, о творчестве – в то время все об этом разговаривали, мы, собственно, на этом-то все и сходились. Тусовка-то была насчет музыки – куда идти, как, что и где, у кого лучше стихи, песни – все друг другу показывали. Но как-то все это не получило развития, у многих не получилось, многие наплевали, ушли; многие не наплевали и выстояли. Это жизнь. Если нет никакой поддержки ни снизу, ни сверху, то понятно, что все это варится, варится – а потом съедает себя само. Сейчас эти вещи как-то просто решаются, а в то время атмосфера была другая; не интересовали деньги, известность, поэтому был один сплошной драйв, как бы в альтернативу тому, что существует. Это объединяло разных людей. И я думаю, что если бы все развалилось, то у Янки бы получилось все, – у нее очень хороший посыл был, она была как генератор, объединитель: вокруг нее люди сходились. И, я думаю, ей все помогало, любой контакт. С Летовым тем же она очень много общалась чисто творчески. Я сейчас не думаю, что там четко было – «панк», «не панк» – это просто сейчас, когда время прошло, начинаешь анализировать, а тогда же этого не было. Все было в одном: ты выходишь на сцену, и тебе свистят, орут «Иди отсюда!» – и если ты выстоял, значит, дальше пошел, а если не выстоял, то в следующий раз, если есть силы выйти – выйдешь. А Янка – она выходила несколько раз с гитарой, одна, пела какие-то песни, к ней достаточно хорошо относилась местная публика, а у нас публика-то была, – не дай Бог, жесткая, во время концерта могла зарубить. А ее любили… Она как-то приходила к нам на репетицию, это было в подвале нашего ГРТУ, на репетиционной точке. Она пришла не одна, а с девушкой какой-то, и мы как-то общались, сидели, играли, пили пиво, по-моему… И в этот момент разговор за разговор, заиграли что-то – и они с Димой стали что-то делать… Там у нас было два помещения, одно репетиционное, а другое для пития чая, вот в этом месте и сидели. Что происходило, как, кто какое слово сказал – сейчас восстановить невозможно уже, конечно. Просто помню, – атмосфера очень драйвовая была. В то время. Но каких-то планов что-то совместно делать не было, хотя она, в общем, уже стала как-то фигурировать, в Москве ее стали узнавать… В Барнауле еще виделись, на «Рок-Азии», но мы встречались совершенно так вот, без всяких – просто люди из одного города: «Здравствуй» – «Здравствуй». Хотя на похороны я летал – единственный из МОСТА. Там как-то все было странно. Поклонники к музыкантам за автографами подходили к могиле, – неприятно было, с одной стороны. А с другой – просто настолько напряжение сильное… Много народу было неожиданно. Я вообще не ожидал – это как обычно: смерть всегда неожиданна, ни с того, ни с сего… Был полный автобус вообще непонятных людей, которых я, например, вообще не знал – откуда они набились и все такое. А на кладбище начались шутки какие-то, – но это я где-то понимаю: просто нервное. Я уже был в такой ситуации, когда вроде хоронишь человека, зажато все, а потом, когда закончилось – юмор, смех, и вроде это кощунственно, но ничего с этим не поделать. По-моему, это нормально, разрядка такая – всеобщее веселье. Причем, как правило, это происходит тогда, когда людей нормальных, близких хоронишь, а когда отношения к человеку никакого нет, равнодушие – этого не бывает. Я многих хоронил, поэтому знаю, могу сравнивать – именно когда близкий человек по духу, по всему, происходят такие вещи. А тут, ну что? – ехали водку пить на кладбище, тусовка… До сих пор
еще непонятка такая во всем этом существует – что, как. Она исчезла на три
дня, на четыре. Ее хватились только потом на даче, нашли в воде. А почему она
так сделала, – всякое говорили. Вроде с семьей там не все в порядке было,
какие-то чисто семейные проблемы, – а она человек-то творческий, и ее,
видимо, все это придавило; ей хотелось собственного коллектива, хотелось
играть, а этого тоже не получилось. Она как бы по примеру Селиванова... Это
беда людей продвинутых, умных, потому что когда раньше времени они получают
определенный комплекс знаний, им вообще тяжело находиться в этом социуме. А с
ней неизвестно – то ли сама, то ли… Никто не знает. Вот. Что же еще сказать?
Тут и сказать-то нечего. Жил человек – и сказать нечего… 5.12.1998, Санкт-Петербург. |
|
|
|
|